Промчались девять недель семестра – начиналось всё мерным шагом, потом трусцой, потом рысцой, теперь галопом, послезавтра во весь скок. Маячит на горизонте красный флажок, учёба вихревым потоком устремляется к концу, который станет новым началом, а потом снова будет конец и снова начало, и так бесконечно. В сентябре понятия не имел, что будут из себя представлять предметы. Сейчас более или менее такие представления есть, и мне хотелось бы поделиться вкратце тем, какие курсы я изучаю, поделиться ухваченными интересными идеями, а также прикрепить наиболее понравившиеся мне тексты из той магмы чтива, в которую на нас погрузил университет.

1. Академическое письмо

Это вспомогательный предмет – о том, какие есть стратегии и стандарты написания академических текстов на английском языке и как их следует использовать для того, чтобы письменные работы читались звучно, понятно, гладко и без существенных смысловых перекосов. Занятия проводятся по принципу дискуссии (как и все занятия в американской системе высшего образования), вполне себе интерактивно. Домашних заданий как таковых нет, но были две основные задачи в первой половине семестра: написать одно эссе-реакцию на статью и сделать 8-минутную презентацию. Цель: нащупать слабые места, научиться на своих и чужих ошибках. Если не научиться, то хотя бы осознавать в будущем, где могут быть проколы. Центр академического письма в ЦЕУ имеет и практическую функцию: можно назначить время с профессором и обсудить логичность своей письменной работы по любому предмету. С одним из эссе я ходил к нашему преподавателю Дэвиду, который в первом вводном абзаце показал мне, как прискорбно он выглядит. В частности, он отметил, что первый абзац – функциональный, вводит в тему, растолковывает, о чём этот текст и на какие вопросы мы будем в нём отвечать. Элементарые вещи, и я именно с таких позиций писал работу. Оказалось, nein. Была куча правок его рукой, по всему эссе прошлись, посмотрели, как можно его причесать, – и следующую работу буду писать уже с большей осознанностью.

2. Человек и Постчеловек

Постчеловек/ Постгуманизм – группа теорий, которые утверждают, что человек больше не является главной фигурой на мировой арене и что понятия “человек” и “человечность” радикально переосмысливаются в век технологий и прогресса, и мы уже не знаем, что же на самом деле значит быть человеком. Представители — Фрэнсис Фукуяма, Роза Брайдотти, Донна Хэрэуэй, Джорджо Агамбен и др. Это самый любимой мой предмет здесь в ЦЕУ, его ведёт магическая Анна Лутфи, которая в этом семестре закончит свою работу в университете и уедет работать на родину в Англию. Невосполнимая потеря для школы.

На занятиях каждую неделю новая тема: гуманизм – антигуманизм – постгуманизм, дистопия, уродцы (фрики), дикие дети (дети-маугли), грань между животным и человеком, дарвинизм, евгеника и эпигенетика, биополитика и биовласть (жаргончик Мишеля Фуко). Особенность предмета в том, что на самом деле он как нельзя более прикладной, чем все остальные курсы. К примеру, критически читали статью Би-Би-Си о славной Кончите Вурст в рамках темы «человек/ животное». В статье цитируются русские политики и в частности Жириновский, который назвал её словом «это», т.е. ни мужчина ни женщина. Проделав маленький дискурс-анализ текста, Анна показала нам, что людей возмущает не столько её трансгендеризм, сколько борода, которая ассоциируется, как правило, с мужчиной, маскулинностью. Борода Кончиты – это животное начало в ней, когда маскулинность низводится до животного уровня, и это кажется отвратительным. Это пример типичного «гендерного беспокойства» (жаргончик известной феминистки Джудит Батлер): как только кто-то нарушает границы принятого поведения в рамках своего гендера (например, манерная походка у мужчины), для многих естественной реакцией становится насилие, унижение. (Увы.)

Читали на этом предмете О. Хаксли (“О дивный новый мир”) и Р.Л. Стивенсона (“Странная история доктора Джекила и мистера Хайда”). Первый роман – классическая антиутопия, или дистопия (негативное представление будущего), в которой человек лишается своей человечности из-за того, что привычные нам человеческие свойства отменяются: деторождения нет, о семье никто понятия не имеет, порисходит сиюсекундное потакание инстинктами, желания удовлетворяются с излишком, против плохого настроения есть чудо-таблетка (в романе называется “сома”), в обществе кастовый строй, массовое зомбирование через речитативные реплики, которые все повторяют с младых ногтей. Единственный нормальный человек – дикарь, который любит всеми забытого Шекспира и отказывается понимать, что происходит с людьми. Роман Стивенсона, с другой стороны, пролил свет на грань «человек/животное» – широко применяемая конструкция, которая заставляет нас не любить Хайда и сочувствовать Джекилу, хотя это один и тот же человек. Хайд в поведении, речи, поступках упободляется животному, и способ высветить дикие, животные повадки особенно тревожно ощущается людьми.

Я бы с огромным удовольствием повторил этот курс в Беларуси. Самое интересное домашнее чтение было о Человеке-Слоне (из темы «фрики»).

3. История и социология науки

Ещё один курс Анны Лутфи, который считается методологическим курсом (используется метод, который можно потом использовать в других курсах или при написании магистерской диссертации) и сводится к двум положениям: (а) у объективности есть своя история, (б) страх – основа развития эпистемологии. В первой половине семестра мы смотрели на научную революцию 17 века (была ли она именно тем, чем мы считаем), обращали внимание на смену подходов к науке в 19 веке (от пристрастного познания природы к объективному методу изучения природы, когда не само знание есть ценность, а объективный метод получения этого знания). Страх – та фундаментальная эмоция, которая почти всегда определяла развитие науки. Например, старина Чарльз Дарвин – великолепный учёный, но при жизни до смерти боялся публично выступать и отстаивать свои научные изыскания. У него был свой популяризатор и уполномоченный по связям с общественностью – Томас Хаксли, «бульдог Дарвина» (и дедушка писателя Олдоса Хаксли). Научное сообщество жестоко и беспощадно, зачастую полемика против твоих научных открытий становится политическим инструментом против тебя как человека, и это страшно. Страшно ошибиться и быть осмеянным этим же научным сообществом. Дарвин – судя по его дневникам – находил миллиарды отговорок, почему он не может пойти на то или иное научное заседание: то у него диарея, то мигрень, то общее недомогание. Параллельно с ним (и независимо от него) к теории эволюции пришёл Альфред Уоллес, но Дарвин изо всех сил старался не дать Уоллесу опередить его в публикациях. Дарвин хотел быть первым на поприще новой теории. На занятиях наука ставится в контекст истории и того общества, в котором она развивалась. Потрясающий предмет, хоть и порой сложноват. Самый интересный текст пока что – про анатомов в 17 веке и их метод работы (вскрытие трупа как метафора вскрытия истины о мире, природе, абсолюте), где инструмент способствует объективности, снимает всякие обвинения против субъективности учёного.

4. Квир-теория

Квир-теория (совокупность теорий, «квир» с англ. – «странный», этим словечком пренебрежительно называли геев в Америке в 1980-х) утверждает, что сексуальность и гендер человека не обязательно связаны с биологическим полом, полученным при рождении, и что существует целая палитра разнообразия, зачастую обусловленная обществом. Тут ключевые фигуры – Джудит Батлер, Ив Сэджвик, Мишель Фуко, Лео Берсани, Дэвид Гальперин и др. Квир-теория возникла как реакция на кризис СПИДа в США, когда правительство закрывало глаза на эпидемию, будто ничего не происходит, а болезнь снежным комом уносила жизни десятков тысяч людей. СПИД в то время ассоциировали только с геями, народ забывал о наркоманах и проститутках, а это только усугубляло положение дел для меньшинств. Теперь словом “квир” называют любого человека, кто в своем поведении и видении себя хоть как-то выходит за рамки сугубо гетеросексуальности и гетеронормативности. Вроде интересный предмет, но тексты скучноватые, а может, просто слабо преподносятся студентам. Самым интересным пока был текст про «сексуальный воображариум» Кэт Уэстон (1995), но его нет в электронном формате у меня, поэтому подлеюсь другим интересным текстом Хосе Муньёса (ещё одной знаковой фигуры для квир-теории).

5. Основы гендерных исследований

Казалось бы, главный вводный предмет для студентов, которые никогда не занимались гендерными исследованиями. Однако признаюсь, что нового ничего в нём для себя так и не почерпнул, разве что ключевые слова, которыми можно обвинять любой культурный артефакт и любого человека (желательного белого, желательно мужского пола), если они мне покажутся неприятными: патриархат, привилегия, цисгендер, гегемония белых европейцев, капитализм, притеснение женщин, гегемонная маскулинность, (гомо)фобия и иже с ними. Среди тем этого семестра: интерсекс, трансгендеризм и трансофобия, радикальный феминизм, первая и вторая волна феминизма, теория пересечений (интерсекциональность), социалистический феминизм, порнография. Курс мог бы быть гораздо более интересным и продуктивным, чем он есть сейчас. На последнем занятии нам рассказали про венгерского врача И.Ф. Земмельвайса, и его история совершенно меня поразила: научное сообщество небрежно отвергает твои идеи (прогрессивные и дающие результат налицо) и тебя вместе с ними просто потому, что идеи не кажутся поначалу убедительными. А запомнившийся текст – про трансофобию и предвзятое медиа-освещение убийств трансгендеров на почве ненависти (новости в основном изображают убийц жертвами обмана: трансгендеры якобы хитростью заманили их в постель).

6. Пересмотр социальных движений: активизм, сопротивления и культурные изменения

Это самый сложный предмет в этом семестре, поскольку социальные движения не всегда легко постичь логикой, а многое очень контринтуитивно. Трудный предмет и потому, что тексты для чтения убийственные, объемы нереальные, времени осмыслить прочитанное нет. Бежим, бежим, а куда?.. Многим понятиям я никогда не придавал значения раньше, поэтому контекста не хватает для уверенного обсуждения: ориентализм Саида, культурная политика, политика идентичности, политика признания, структурализм и постструктурализм, постколониализм. Зато мне очень нравится преподаватель – Хэдли, которого в следующем семестре тоже не будет, он на полгода уходит в творческий отпуск писать книгу. Жалко, двух самых лучших, на мой взгляд, преподавателей не смогу увидеть в зимнем семестре (не говоря уже о том, что хотел бы, чтобы именно они были научными руководителями, но это невозможно). Занятия проводятся дважды в неделю: в понедельник говорим о социальных движениях в теории, в среду смотрим на конкретные исторические примеры, где эта теория так или иначе воплощалась. Самым интересным текстом была статья о бразильских травести, очень познавательно и нереально здоровски написано.

Таким образом, почти вся учёба построена на чтении. В среднем, на каждый урок надо читать по 50 страниц англоязычного текста, желательно понимать прочитанное, а для этого нужно пахать и иметь в сутках 38 часов. Всё подряд читать не успеваю физически, приходится нередко пробегать глазами распечатки (to skim the text), выхватывать отдельные куски и глотать без пережёвывания. Декабрь будет полностью посвящён написанию итоговых эссе, контрольных работ здесь нет. А писать академические эссе (т.н. papers) – это адский труд, в котором с первого раза получается только лажа. Объёмы тоже самоочевидные и невероятные: 7000 слов по основам гендерных исследований, 5000 слов по социальным движениям, 4000 слов по курсу «Человек и Постчеловек», 4000 по истории и социологии науки, 2000 слов по квир-теории. Всё это надо успеть в течение двух-трёх недель в декабре. Для сравнения: в этом посте 1500 слов. О боги Эллады… Удачи мне.

Берегите себя и своих близких.