Славный перевод одного письма О. Уайльда

В 1882 году Оскар Уайльд почти весь год гастролировал по США с циклом лекций о Красоте. Самую первую (и главную) из них он заканчивал чудесной истиной: “Мы все расточаем свои дни – каждый, каждый из нас – в поисках смысла жизни. Знайте же, этот смысл – в искусстве” (пер. К. Чуковского; “We spend our days, each one of us, in looking for the secret of life. Well, the secret of life is in art.”). С его уст ловили каждое слово, его  “царственные замечания” (“royal observations”) назавтра появлялись в местных газетах. Были и те, кто не признавал в нём таланта и нещадно критиковал эстета в передовицах. Но вот нашёлся американец, Хоакин Миллер (поэт и драматург, которого Д.Г. Россетти назвал “американским Байроном”), выступил в защиту Уайльда. Он писал, что ему стыдно за иных своих грубых сограждан, что Уайльд может приехать к нему в гости и насладиться поистине заслуженным гостеприимством. Он также призывал его продолжать свои лекции. “Не сдавайтесь, мой храбрый мальчик, и продолжайте говорить то, что считаете нужным. Моё сердце с вами, и миллионы лучших сердец Америки тоже с вами”, — заключил он. Письмо Миллера опубликовала газета “Нью-Йорк Уорлд” под заголовком “Певец Сьерры наносит удар филистерам”. Чуть меньше месяца потребовалось Уайльду, который тогда лекторствовал в штате Миссури, на ответ. Ответ очень уайльдовский.

Ответное письмо Уайльда переведно очень хорошо. Весьма удачны найденные в русском языке прилагательные (не по словарю; например, слово profitless “бесприбыльный, невыгодный” здесь переведено как “вздорный”), искусно подобраны уменьшительно-ласкательные суффиксы (пылинки, городки), краткие прилагательные (бессильна). Умело введена высокая лексика (обитатели, проповедует, достославный, устои) наряду с бытовой (болтовня, писака, уголовщина). Видна попытка компенсировать аллитерации и ассонансы подлинника, воспроизведены лексические повторы, синтаксические параллелизмы и риторические вопросы — всё так, как разворачивает свою мысль блистательный Уайльд. Этот перевод очень хорош, и в своей лингвистической пульсации я его горячо приветствую. Примечательно, что в первой строке в оригинале Уайльд называет письмо Миллера chivalrous (рыцарский), но переводчик выбирает эквивалент “великодушный” (лексическая сочетаемость в русском языке, пожалуй, не позволила б оставить как есть), но вот в другом письме это же слово в сочетании “thank you very much for your chivalrous defense of me—” переводчик уже переводит по словарному значению: “Большое тебе спасибо за рыцарское выступление в мою защиту…”. Ведь это так тонко, нужен литературный нюх. Хотел бы я так умело проникать в мягкие ткани текста и находить в русском языке самые точные слова. Уайльд — ювелир в области стиля.

Сент-Луис, 28 февраля 1882 г.

Дорогой Хоакин Миллер, я благодарю Вас за Ваше любезное и великодушное письмо ко мне, напечатанное в «Уорлд». Поверьте, ещё меньше, чем судить о мощи и сверкании солнца и моря по танцующим в луче пылинкам и по пузырькам пены на волне, склонен я принять мелкую и вздорную грубость обитателей одного или двух крошечных городков за показатель или мерило подлинного духа здорового, сильного и простодушного народа, ни тем более допустить, чтобы она умалила моё уважение к тем многочисленным благородным мужчинам и женщинам, которых я имел честь узнать в Вашей великой стране.

Моё будущее и будущее дела, которое я представляю, не внушают мне никаких опасений. Клевета и сумасбродство могут на время одержать верх, но лишь на время; что же до нескольких провинциальных газет, которые в бессильной злобе напустились на меня, или того невежественного странствующего клеветника из Новой Англии, который, скитаясь из деревни в деревню, проповедует в столь откровенном и безнадежном одиночестве, то, будьте уверены, я не стану тратить на них время. Молодость так великолепна, искусство так божественно, а в окружающем нас мире столько прекрасного, благородного и внушающего преклонение — зачем же буду я внимать гладким речам озорника от литературы, скандальному ораторству человека, чья похвала была бы столь же наглой, сколь бессильна его клевета, или прислушиваться к безответственной и неудержимой болтовне профессионально несостоятельных людей?

«Ничего не свершить — это, согласен, огромное преимущество, но не следует злоупотреблять даже им!»*

Да и кто такой этот ничтожный писака, этот безвестный в достославном старом Массачусетсе бумагомаратель, что развязно строчит и вопит о том, чего не может понять, чтобы я стал писать о нём?! Этот проповедник негостеприимности, что с наслаждением пачкает, оскверняет и бесчестит те любезные проявления учтивости, коих сам он недостоин? И кто такие эти шелкопёры, что, с бездумной лёгкостью перескакивая от полицейской хроники к Парфенону и от уголовщины к литературной критике, столь бездарно расшатывают устои здания, в котором сами только что навели чистоту и порядок? «Нарциссы тупоумные», что увидят они в ясных водах Красоты и в чистом колодце Истины, кроме зыбкого и смутного отражения своей собственной непроходимой глупости? Пускай они, обречённые на забвение, которое они столь усердно и, следует признать, столь успешно уготавливают себе, наводят на нас свои телескопы и пишут о нас, что им угодно. Но, дорогой мой Хоакин, если бы мы поместили их под микроскоп, мы вообще ничего бы не увидели!

По возвращении в Нью-Йорк мечтаю провести с Вами ещё один восхитительно приятный вечер, и, надо ли говорить, что в любое время, когда Вы соберётесь посетить Англию, Вам будет оказан тот любезный приём, который мы с большим удовольствием оказываем всем американцам, и тот почёт, с которым мы встречаем всех поэтов. Искренне любящий Вас

Оскар Уайльд

428 слов

____________
Источник

“Оскар Уайльд. Письма”. Пер. с англ. В. Воронина, Л. Мотылёва, Ю. Розантовской. — СПб: Издательский Дом «Азбука-Классика», 2007. — 416 с.

* «Ничего не свершить…» — цитата из «Малого альманаха наших великих людей» (1788) французского писателя и публициста, известного своим острым умом и афористичностью высказываний, Антуана де Ривароля (1753–1801).

 St. Louis, February 28, 1882.

My dear Joaquin Miller, I thank you for your chivalrous and courteous letter to me published in the World. Believe me, I would as lief judge of the strength and splendour of sun and sea by the dust that dances in the beam and the bubble that breaks on the wave, as take the petty and profitless vulgarity of one or two insignificant towns as any test or standard of the real spirit of a sane, strong and simple people, or allow it to affect my respect for the many noble men or women whom it has been my privilege in this great country to know.

For myself and the cause which I represent I have no fears as regards the future. Slander and folly have their way for a season, but for a season only; while, as touching the few provincial newspapers which have so vainly assailed me, or that ignorant and itinerant libeller of New England who goes lecturing from village to village in such open and ostentatious isolation, be sure I have no time to waste on them. Youth being so glorious, art so godlike, and the very world about us so full of beautiful things, and things worthy of reverence, and things honourable, how should one stop to listen to the lucubrations of a literary gamin, to the brawling and mouthing of a man whose praise would be as insolent as his slander is impotent, or to the irresponsible and irrepressible chatter of the professionally unproductive?

‘ ’Tis a great advantage, I admit, to have done nothing, but one must not abuse even that advantage!’*

Who, after all, that I should write of him, is this scribbling anonymuncule in grand old Massachusetts who scrawls and screams so glibly about what he cannot understand? This apostle of inhospitality, who delights to defile, to desecrate, and to defame the gracious courtesies he is unworthy to enjoy? Who are these scribes who, passing with purposeless alacrity from the Police News to the Parthenon, and from crime to criticism, sway with such serene incapacity the office which they so lately swept? ‘Narcissuses of imbecility,’ what should they see in the clear waters of Beauty and in the well undefiled of Truth but the shifting and shadowy image of their own substantial stupidity? Secure of that oblivion for which they toil so laboriously and, I must acknowledge, with such success, let them peer at us through their telescopes and report what they like of us. But, my dear Joaquin, should we put them under the microscope there would be really nothing to be seen.

I look forward to passing another delightful evening with you on my return to New York, and I need not tell you that whenever you visit England you will be received with that courtesy with which it is our pleasure to welcome all Americans, and that honour with which it is our privilege to greet all poets. Most sincerely and affectionately yours

OSCAR WILDE

491 words

___________
References

Wilde, O., Holl, M., & Holl, V. B. (2000). The complete letters of Oscar Wilde. (M. Holland & R. Hart-Davis, Eds.) (1st ed.). New York: Holt, Henry & Company. Pp. 141–143.

* ’C’est sans doute un terrible avantage que de n’avoir rien fait, mais il ne faut pas en abuser’ (Le Petit Almanach de nos Grands-hommes, 1788, by Antoine de Rivarol, 1753–1801)

 

Берегите себя и своих близких.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.