На днях написал мне аспирант Джимми с моей специальности и спросил: «Юра, а не хочешь ли ты пофрилансить немного?» «Конечно, хочу», — откликнулся я и представил, что мне доверят какую-то жутко интригующую задачу, связанную с педдизайном. Но работа не была связана с педдизайном. Не была она связана и с собственно мышлением. Надо было 200 страничек ответов из опросников (по шесть вопросов в каждом) перенести с бумаги на компьютер. Просто отметить значком в документе программки Excel нужные ответы. Работа часиков на пять, но никакого движения извилинами. Зато на руки предложили $60, которые будут кормить меня целую неделю. Взвесив своё материальное положение и ввысь устремлённые порывы души, я согласился скрупулёзно дигитализировать данные. Делал и рефлексировал: «Вот, Юра, именно поэтому ты учишься в третьей по счёту магистратуре, чтобы тебе доверяли такую ответственную задачу». «Ну ладно, — подумал Штирлиц, — это всё равно не кирпичи тягать».

Пытаюсь в который раз уяснить для себя, почему американское высшее образование лучшее в мире. Помимо технологий и умных преподавателей. Как получается так, что средний американец приходит в университет на первый курс совсем зелёным и со свободной от глубоких знаний головой, а выходит преображённым критически мыслящим человеком? Кто там знает, сколько правильных ответов есть на этот вопрос, но я полагаю, что во главе всего – перенос ответственности за свою учёбу целиком на ученика. Мало того, что американцы платят баснословные суммы за высшее образование (я против этого, но это отдельная тема), но здесь преподаватель меньше ответственен за неуспеваемость студента. Незнание студента не есть отражение плохой работы преподавателя, это всего лишь отражение неусидчивости самого студента. Да и не все выпускники школ идут в вуз (чатично по финансовым причинам, частично потому, что не всем именно вуз и нужен).

На занятиях ключевой вопрос – «почему?» — звучит как минимум сто тысяч раз в семестр по каждому предмету. Я не видел, чтобы здесь заучивали чьи-то мнения, выдаваемые за факты. Не видел, чтобы учитель показывал своё превосходство над учеником или бросал в сторону ученика(-ов) язвительные реплики. Не видел, чтобы учитель с упоением рассказывал истории из своей жизни или трудовой практики, если это не связано с изучаемой темой. Не помню даже, чтобы кто-то требовал пересказать учебник: учебник однозначно только основа знаний, которые студент должен научиться применять. Конкретно на моих занятиях на учебник даже не ссылаются, ссылаются на идеи, представленные в учебнике, и сосредотачиваются на том, как такие идеи можно облекать плотью и кровью. Даже если ты не прочитал заданного текста, никто тебя ни в чём не упрекнёт. Потому что это становится твоей собственной проблемой, а не проблемой учителя или других студентов – проиграешь только ты сам. Учёба построена вокруг задач и проблем из реальной жизни. Мы говорим, например, о разных подходах к составлению учебных целей и задач (например, модель ABCD), и тут же учитель швыряет нам маленькое групповое задание: в таком-то и таком-то контексте есть такая-то проблема, какую бы вы предложили цель и задачи. Каждый высказывается в группе, потом каждая группа представляет свой ответ. Никто никого не критикует, поэтому даже если ты скажешь ерунду, то самое страшное, что услышишь, будет сдержанное: «Хорошо, но чего не хватает в твоём ответе?» или «Отлично, а сработает ли на практике такое решение, если…?» В общем, студенту дают возможность подумать самому, что пошло не так, и послушать другие мнения, на основе которых студент разберётся, где и что он проглядел.

Вообще, всё большую популярность в Америке приобретает модель перевёрнутого класса (flipped classroom), когда теоретический материал студент изучает дома сам, а время в классе используется для групповой работы по воплощению этого материала на практике. Урок становится учебно-исследовательской лабораторией. В минувшую субботу на уроке по фронтальному анализу мы играли в ролевую игру: группа аналитиков (я был в этой группе) должна была поговорить с директором воображаемой школы и её не менее эфемерными учителями по поводу ещё более фантастических новых планшетов, которые школа закупила для использования в классах, однако планшетами почти никто из учителей не хочет пользоваться. Нам дали проблему: учителя не пользуются технологиями, хотя эти технологии для них закупили. Директор позвал педдизайнеров научить учителей работать с аппаратурой. И вот наша команда должна была продумать стратегию проведения фронтального анализа. Педдизайнер всегда начинает со скрупулёзного анализа ситуации, а не сразу с разработки тренинга или семинара. Мы решили поговорить с директором и задать ему вопросы, потом с учителями. Надо отдать должное: все студенты так вошли в свои роли, что было и смешно, и не по себе. Короче, мы как педдизайнеры со своей задачей не справились. Директор злился, что мы отнимаем его время и не делаем дело, ради которого он нас позвал, а учителя наехали на нас, что, мол, не нам их учить преподавать. Мы провалились, потому что один мужчина из нашей группы просто начал некорректно задавать вопрос мифическим учителям. Он спросил: «Мы слышали, что вы сопротивляетесь новым технологиям и поэтому…». Он не успел закончить вопрос, преисподняя разверзлась, и в итоге мы враз потеряли доверие учителей. Потом мы анализировали эту ситуацию всем классом и рассуждали, как в реальной жизни это всё происходит. Вот написано в книге: «Надо задавать вопросы», но не написано ведь про уникальность каждой ситуации и каждого человека. Наш одноклассник по простоте душевной всё испортил. Было очень поучительно и куда интереснее, чем если бы учитель целый урок рассказывал нам материал, с которым можно спокойно познакомиться дома. Вне урока на предмет у меня уходит в среднем в два раза больше времени, чем на уроке: на каждый час в аудитории нужны 2-3 часа подготовки самостоятельно.

На другом предмете (Педдизайн II) две недели назад мы должны были дома ознакомиться с моделью диффузии инноваций Роджерса. Если кратко, то эта модель делит потребителей на категории относительно того, как они себя ведут, если выходит новая продукция. Кто-то мчится в магазин с ночи занимать очередь за новым телефоном, а кто-то и через 10 лет не будет понимать, зачем ему или ей это надо. Большая часть людей всё же купит этот телефон, но на это надо больше времени. Компании пытаются всеми правдами и неправдами заставить людей купить их товар всё же чуть раньше, чтобы даже те, кому до одного места новая модель телефона, захотели её себе приобрести. На уроке мы только вспомнили кое-как, о чём читали дома, а потом нас отправили на один веб-сайт играть в игру, посвящённую этой теории (вот ссылка). Суть игры в том, чтобы за два года убедить каждого учителя в школе использовать новую модель преподавания. Все 25 студентов в нашем классе с первого раза эту игру проиграли. Во время игры мы много смеялись и ахали-охали от наших же глупых решений. Например, мы нажимали кнопку «поговорить с директором школы» (стоимость – 1 неделя времени), но не учли, что у директора есть секретарша, которая нас к нему не пустила. Мы потеряли целую игровую неделю, хотя, завоюй мы её сердце, время можно было бы сэкономить. Потом смотрели на то, кто с кем из учителей обедает и кто какую иерархию власти в школе занимает, чтобы лоббировать интересы в разных коллективах одновременно. В общем, игра была обалденная (какой гений её придумал?). Кстати, мы с одногруппницей Джессикой с первого раза собрали 15 адептов новой методики преподавания из 22 (лучший результат в классе), а со второго раза мы выиграли эту игру. Ибо поняли суть. В общем, модель диффузии инноваций – это только теория. Она не самоцель. Как любая теория, они интересная, но на практике она не самоочевидная. На практике ты должен быть тонким аналитиком, политиком и психологом и принимать во внимание, что просто есть люди, которым всегда до сиреневой звезды любое нововведение. Разумеется, в учебнике так не пишут. В каждой ситуации надо придумывать и продумывать каждый свой шаг – для меня это был самый наглядный урок после этой ролевой игры.

В минувшее воскресенье, 21 февраля, две одногруппницы позвали меня в интересную едальню, которая работает с 07:00 утра до 04:00 утра ежедневно, и в любое время там можно заказать завтрак, обед или ужин — чего захочет душа. Называется подобное заведение простым словом diner, мы ходили в закусочную под названием «Modern Malt», т.е. буквально «современный солод» (?!). Место мне понравилось, в 10 утра в воскресенье народу была тьма, но нам не пришлось долго ждать свободного места – всего минут десять. Я заказал какие-то яйца с грибами и пармезаном, картофельные кубики (из тёртой картошки, называются tater tots) и томатный сок ($15). В Америке всегда надо уточнять, если ты хочешь пить свой напиток без льда, потому что лёд кладут по умолчанию везде. Рейчел – одна из одногруппниц – заказала себе сок со льдом и кофе со льдом. И меня подбивала окунуться в американскую традицию с головой, но я, негодник, отказался. Посидели мы полтора часа очень хорошо и дружно, я осматривал сидящих в зале американцев (некоторые пришли с младенцами, всей семьёй, кто-то с друзьями) – воскресенье, видимо, такой день коммуникаций в этой культуре (а что ещё делать?). Когда мы уже вышли из едальни, я словил себя на мысли, что мы-то, в сущности, ни о чём не говорили. В смысле, ни о чём толковом. Мы говорили, в каких странах какая существует необычная еда, кто из нас раньше бывал в таких «дайнерах», что именно каждый из нас любит на завтрак. Но я поразился, что меня это ничуть не тревожило, когда мы сидели и разговаривали внутри самой забегаловки. Разговор ни о чём – и всем было уютно. Никаких политик, университетов, разговоров о душе или высокой поэзии. Какие рычаги и режимы во мне переключились? Как эта настройка произошла так, что я даже не заметил? Америка меня немножко меняет, а я этого не замечаю; мне всё кажется, что я для этой культуры очень заметно другой; хотя если б это было 100% так, то звали ли бы меня на бранч в воскресенье в своё свободное время одноклассницы?

На прошлой неделе перечитал рассказ «Голубое и зелёное» Юрия Казакова. Кажется, мы должны были читать его в девятом классе (мой 2004 год, мама дорогая…). О парне, который испытал несчастную любовь и потом очень долго не мог забыть свои первые ощущения. Смятения в душе преследовали его даже спустя 5 лет, хотя по законам логики всё должно было уже улечься и забыться. Очень замечательный и тонкий рассказ. Как можно было так чутко задержать на бумаге внутренние метания влюблённого юноши? Я понял только, что в школе понять этот рассказ в свои 15 лет я однозначно не мог. Как вообще можно понять литературу без жизненного опыта?..

А ещё попаду на трёхдневную конференцию в Нью-Йорке с 06 по 09 апреля. Устраивает мероприятие наша спонсорская программа. Я боюсь представить, какие вибрации пойдут у меня по телу в этом городе спустя пять лет…

Берегите себя и своих близких.