Хроника Сан-Франциско

ЧАСТЬ 1. ПАНОРАМА СВЫСОКА

Чарующую магию Сан-Франциско я с приятной грустью оценил, когда едва за полдень самолёт вырвался из тисков гравитации и покинул аэропорт. Город лежал как на ладони: усеянный пятьюдесятью двумя холмиками со зданиями, которые вырастают тем выше, чем ближе пробираешься к набережной. Солнце идеально освещало светлокаменные джунгли, на небе не было ни тучи, я в последний раз созерцал планировку «золотого города» и обгонял время. Даже свысока я чувствовал вибрации пространства – хотя золотая лихорадка 19 века позади, золото здесь осталось в виде пленительных закатов и в виде золотого тельца: как ни крути, именно здесь добывают золото компьютерные компании.

Я ожидал, что Сан-Франциско будет каким-то закономерным балансом Нью-Йорку: оба города смотрят в океан, оба дорогие для жизни, оба славятся потрясающими подвесными мостами, оба тянут в себя туристов и капитал осьминожьими щупальцами. Я был не прав. В Сан-Франциско в десять раз меньше людей (около 870 тысяч человек), несопоставимая геология, разные погодные причуды (нет сезонов, погода изо дня в день по 17 градусов почти круглый год), люди другие. Здесь нет спешки или толкотни, погони за свободной минутой или приближающимся транспортом, очереди рассасываются мгновенно, а на лицах горожан застыл покой. В народном такси «Лифт» (Lyft), конкуренте «Убера» (Uber), одна девушка с некоторым преувеличением заметила так: «Если ты в Нью-Йорке спросишь, как пройти туда или сюда, то тебе там скажут и даже покажут. Если ты спросишь дорогу здесь, мы сразу спросим, как тебе нравится Сан-Франциско и откуда ты приехал к нам в гости». Не могу сказать, что меня сильно расспрашивали о жизни санфранцисканцы, но и вправду ощущалась обнажённая дружелюбность.

Моя поездка длилась 10 дней, за которые я не только побыл самым обычным туристом, но и повстречал старых друзей-белорусов. Каждый день в мою жизнь врывался французский язык – будь то фильм, будь то гости за соседним столиком в кафе, будь то друзья друзей, отчего я заключил, что непременно стоит вернуться к французскому, который я изучал в течение одного месяца в 2014 году. Безусловно, мой приоритет пока что есть и будет испанский, но как ещё Вселенной остаётся нашёптывать нам, что для нас лучше? В самолёте туда и обратно я читал «Мартина Идена» (1909) американского писателя Джека Лондона. Джек Лондон умер ровно 100 лет назад, а родился в Окленде – городке, расположенном в 15 километрах от Сан-Франциско. Ровно половину книги прочитал до встречи Сан-Франциско и явно понимал, что книга переоценена. Слишком она правильная и идеологически хорошая. По дороге назад дочитывал вторую половину и признавал, что в моих руках шедевр. Мало того, что идеи в ней очень созвучны моим, но и потому, что её действие происходило в Сан-Франциско, потому Маркет-стрит, Телеграф-стрит, Мишн-стрит не было для пустыми словами: я сам ступал по этим улицам и знал с точностью картографа, где лежит Ричмонд или Беркли и почему Мартин Иден не смог бы пешком дойти оттуда в Сан-Франциско (потому что надо преодолеть залив).

Самое важное в поездке всё-таки – мои друзья. Встречи с ними заставляли дух пылать верой в удачу, особенно в ту неделю, когда я отчаянно искал работу на будущий год. Большую часть знаковых достопримечательностей Сан-Франциско я изучал с ними.

Аня Працкевич

Аня показала мне Пало-Альто – городок в 60 км к югу от Сан-Франциско, в котором расположены компании Facebook, Apple,  Xerox, Tesla Motors и прочие. Совсем рядом там находится Стэнфорд со своим огромным университетом, в котором Аня получала магистерскую степень. В ту субботу дождило, но мы всё равно поднялись на обзорную площадку 87-метровой башни Гувера – названной в честь 31 президента США Герберта Гувера. После обеда, посетив Анину любимую кофейню, мы отправились потоптать прогулочный холмик «Стэнфордская тарелка» (Stanford Dish), который тянется на 5-6 километров и с которого открывается удивительный вид на весь Пало-Альто. Здесь же стоит и радиотелескоп («тарелка»), который напрямую был связан с американскими космическими аппаратами «Вояджер».

Мы увиделись с Аней и её мужем ещё раз через неделю уже в Сан-Франциско, и они открыли для меня жанр «стэнд-апа» – живое юмористическое выступление перед аудиторией, жаждущей посмеяться. Выступали несколько человек и просто шутили. Такое можно обычно увидеть по телевизору, но мне посчастливилось насладиться комедийным жанром вживую. Поразило, как комики умело держат внимание небольшого зала (человек 70) и не сбиваются в тексте. Долгие тренировки налицо.

Аня Конобеевская

С другой Аней, одногруппницей по БГУ, мы не виделись пять лет. С ней мы отправились на маяк «Красивая точка / Красивый пункт» (Point Bonita), расположенный за мостом Золотые ворота. Как досадно, что в Сан-Франциско столь много океанической воды, но в ней не искупаться: она ледяная и кишит акулами. Выспрашивал я Аню про её магистерскую учёбу в университете Монтерея, где она специализировалась на синхронном переводе. То были два года учёбы, исключительно ориентированной на практику. Аня рассказала, как за один урок преподаватель по письменному переводу научил их группу переводить (если я ничего не перепутал): он записал на доске предложение по-немецки, попросил закрыть всех глаза и представить картинку, нарисованную от этого предложения, а потом вытер с доски предложение и попросил воспроизвести увиденное на английском. Оказалось, что слова в разных языках несут разную эмоциональную нагрузку, рисуют разные образы. Приходится искать синонимы, чтобы передать и картинку, и эмоции текста. Хотя все переводчики обучаются переводить дух оригинала, а не слово за словом, на нашей учёбе в БГУ мы чаще всего должны были принять на веру теоретические выкладки, без возможности прочувствовать и наглядно увидеть, почему именно эти принципы работают.

Поразил меня одноклассник Ани – Нельсон. Его родители родом из Мексики, сам он вырос в Калифорнии, учился во Франции, жил год в России и полтора года в Германии. Испанский и английский – родные; французский, русский и немецкий – практически без акцента. По-русски ещё умудряется суффиксы вставить как надо: «Анюта», «мостик» и прочее. Я посмотрел рефлективно на себя и свои навыки/умения в английском: неизбывный акцент и полуаутентичный синтаксис фраз. Про испанский пока молчу, всё ещё не могу на нём заговорить. Как же везёт людям, у которых был продвинутый старт в жизни в плане языков.

Юля Кукош

С Юлей, которая тоже училась в БГУ на моей специальности по переводу, мы встретили американский день благодарения и сходили в музей современного искусства. На день Благодарения Юля накрыла шикарный стол, нас было четверо белорусиков. Утром в этот день мы с Наташей пожарили драники, а Юля делала оливье, котлеты, какую-то вкусную яичную штучку. После сытного обеда мы поплелись  в кинотеатр смотреть фильм «Союзники» (2016) с Брэдом Питтом. Фильм очень понравился мне и очень не понравился Наташе. Сюжет крутился вокруг того, является жена главного героя предательницей-шпионкой или нет. Красивые кадры, зрелищные сцены – одна сцена того, как на дом несётся сбитый самолёт (хоть и мимо), обошлась мне потерей многих нейронов.

Наташка Лопатина

Большую часть времени я проводил с Наташей – всё-таки приехал именно к ней. Она завела меня на три холмика – в Долорес-парк, на Твин-пикс (букв. «Вершины-близняшки») и на Бернал-хайтс. Отовсюду открывался сногсшибательный вид на Сан-Франциско. Наташа, как я, любит с утра плотно поесть. Мы несколько раз ходили в её любимую кафешку и прямо с утреца наяривали пирог с мясом и даже рис с мясом. В другой день мы нашли не менее уютное кафе со славянскими пирожками, и за обе щёки молотили пирожок с картошкой и грибами.

Наташу я тоже видел только два года назад, но не чувствовалось, будто мы давно не виделись. Конечно, мы выросли, у нас есть чёткая идея того, что мы хотим делать в жизни. Я хочу заниматься образованием, Наташа – кино. Оба пытаемся нащупать почву под ногами и наконец-то найти работу по душе. Мы часто вспоминали наш третий курс, жизнь в общежитии в центре Минска. Посмотрели два фильма – «Горько!» (2013) и «Жизнь Адель» (2013). На последнем фильме я сидел и думал: надо же, как точно показана влюбленность и охлаждение одного из возлюбленных. Спустя три года у одной бурлят чувства и любовь не прошла, а у другой новая жизнь и совсем новые заботы.

Мартин Иден

Мартин Иден на время стал моим альтер-эго и будет впредь моим другом. Эта книга является одной из самых зрелых книг Джека Лондона, во многом автобиографическая. Неотёсанный двадцатилетний матрос за два года стал известным писателем путём самообразования. Мартин нашёл для себя чёткие философские ориентиры – социальный дарвинизм и ницшеанство и оставался до конца последовательным приверженцем этих идей. Он высказывал многие социалистические идеи, хотя себя считал индивидуалистом, а не социалистом. Мартин Иден преображался и становился лучше под влиянием любви к Руфи, образованной и утончённой девице. В Руфи он разочаровался, она оказалась пустой женщиной, хоть и с высшим образованием. Она была совершенно не приспособленной к жизни и изрекала прописные истины своего класса, зажатого предрассудками и благочестием. Их отношениям мешал экономический класс: она из буржуазии, он из простонародья. Умного и прекрасного Мартина Идена не воспринимали всерьёз в высшем обществе, но как только он стал знаменит и богат, это высшее общество стало перед ним пресмыкаться и звать на обеды наперебой. Мартина это выводило из себя и не раз в сердцах он спрашивал, что же случилось: ведь он всё тот же Мартин Иден, только почему-то когда он голодал, никто не давал обеда, а как только зажил сытой жизнью, все устремились его накормить.

В Мартине Идене я видел то, как Красота преобразует реальность. Красота всесильна и способна пробудить жажду к жизни, в которую, как в сочный цитрус, впиваешься губами и пьёшь влагу до последней капли. Сам Мартин Иден – очень красивый, мускулист, пышная шевелюра, его красота первозданна и первобытна. Он будет искать пути к Красоте иного порядка. Руфь ускорила встречу Мартина с Красотой, и Мартин погнался за ней со скоростью, обогнавшей весь жизненный уклад. А этот уклад – машина, механизм. Это центральный символ в книге. Машины убивают Красоту. Простая девушка Лиззи Конноли любит Мартина, но он обращает внимание на её шершавые руки, затасканные работой на машинах. Он сам чуть не забывает своё имя, работая с машинами в прачечной. Там же он осознаёт себя частью ещё большей машины – классов, где рабочий люд трудится в поте лица, как раб, на буржуазию. Все отрицательные ответы, которые Мартин получает от издателей на свои рассказы, напечатаны на машинках и все как один похожи друг на друга («Ему стало казаться, что редакторы вовсе и не люди. Похоже, они винтики в какой-то машине. Вот что это такое– просто-напросто машина»). Он сам арендует печатную машинку, чтобы писать рассказы, в какой-то момент эта машинка становится частью его самого, третьей рукой. Он достигает успеха, казалось бы, Красота принесла плоды, но сам Мартин рассматривает это каким-то удачным стечением обстоятельств, как механизм русской рулетки. Окружающие считают, что с ним что-то не так. Та же Лиззи говорит Мартину, осознав, что Мартину уже безразличны женщины: «Ты не телом больной. С головой неладно. Как-то не так у тебя шарики крутятся» (дальше в тексте сам Мартин говорит о себе: «Неладно с «мыслительной машинкой»»). Красота может привести к Дисгармонии, если проходит через стандартную машину-механизм.

ЧАСТЬ 2. ДИНАМИКА ПРОЦЕССОВ НА МЕСТАХ

Вы ни за что не согласитесь путешествовать со мной, потому что я не умею ходить. Всюду бегом – на самые задворки, на самые вершины от рассвета до заката и с 5-минутным перерывом для согревающего напитка (как правило, чай, хоть и не исключаю интеллигентную дегустацию более крепких жидкостей). За дни персонального марафона я увидел:

День 1: город Пало-Альто, рабочий кампус Фейсбука, университетский кампус Стэнфорда, прогулочная дорожка с видом на Пало-Альто

День 2: парк Долорес, холмы Твин-пикс, башня Койт, пирамидальное здание “Трансамерики”, улица Эмбаркадеро рядом с побережьем, 33-й пирс с ресторанчиком гавайской еды

День 3: мост «Золотые ворота», площади Юнион-сквер и Вашингтон-сквер, канатный трамвай и музей канатных трамваев

День 4: музей науки («Калифорнийская академия наук») и музей Янга в парке «Золотые ворота», район Кастро

День 5: зигзагообразная улица Ломбард-стрит, домики «Разукрашенные леди» («Шесть сестёр»), ресторанчик «Дом на утёсе» с видом на Тихий океан

День 6: кинотеатр «Эй-эм-си»в центре города и фильм «Союзники»

День 7: музей современного искусства МОМА, механический музей с игровыми автоматами 100-летней давности, набережная близ моста «Золотые ворота» со старым фортом

День 8: маяк «Красивый пункт» на другой стороне моста «Золотые ворота», Чайнатаун, бар с живым «стэнд-апом»

День 9: холмик Бернал-хайтс с тарзанкой для детей и к нему прилегающий жилой район с причудливыми домиками

День 10: бывшая тюрьма «Алькатрас», кампус университета в Беркли

О любом пункте из мною увиденных можно бесконечно читать истории в Интернете, я же оставлю лишь свои впечатления от встречи с Прекрасным. Дух был навеки захвачен подвесным мостом «Золотые ворота». Его построили за рекордных 4 года во время тяжелейшего в Штатах экономического спада – между 1933 и 1937 годами. Его длина от кончика до кончика почти 3 км, хотя между башнями пролёт не больше 1,3 км. Он весит почти 900 тысяч тонн, ежегодно перекрашивается, а в пересчёте на сегодня обошёлся государству в 1,2 миллиарда долларов. Ежедневно по мосту проезжают больше 100 тысяч машин, прогуливаются десятки тысяч туристов. Прочность моста внушительна: он переживёт землетрясение силой в 8 баллов по шкале Рихтера и губительный ветер скоростью 145 км/ч. Из-за обильных туманов в бухте Сан-Франциско мост должен быть заметен всегда кораблям и самолётам, посему его цвет – международный оранжевый.

Я приблизился к центру моста, чтобы обозреть озарённый солнцем Сан-Франциско и пропитаться океаническим бризом. Невероятно, но факт: к берегам Калифорнии из-за горных разломов не подобраться на корабле и не высадить морскую пехоту, есть только пару стратегических мест, среди которых – бухта Сан-Франциско. Оглядывая то залив, то океан, то город, я думал: какие прозорливые люди, какая безопасность вокруг, живи и радуйся. Но безопасность не всегда нужна всем подряд. Мост «Золотые ворота» является одним из самых зловещих мест для людей, склонных к суициду. За свою историю с моста сиганули в ледяную зыбь более 1600 человек. Были и 30 счастливчиков: несмотря на студёную и бушующую воду (в среднем 14°С) и многие переломы тела, неизбежные при 4-секундном падении с 75-метровой высоты при скорости 120 км/ч, они выжили и получили второй шанс. Один из выживших Кен Болдуин вспоминает о своём полёте над бездной так: «Я вдруг понял, что всё необратимо плохое в моей жизни очень даже обратимо – кроме самого этого прыжка» (цитата из журнала «Нью-Йоркер», 2003). Я видел то ли дельфинов, то ли акул и лилипутовые кораблики с белыми парусамм, катающимися вблизи моста. Они сражались с неспокойными волнами и неизбывным ветром, и меня не оставлял трепет перед грандиозностью водяной стихии и атомной крохотностью человека разумного.

Мои картинки Сан-Франциско в голове сформированы двумя мозаиками, которые я с братом собирал в детстве: это викторианские домики «Разукрашенные леди» («Шесть сестёр») и самый высокий небоскрёб Сан-Франциско – пирамида «Трансамерика» (260 метров, 48 этажей). Домики – такая же визитка города, как и мост, правда, меня впечатлило скорее разочарование от домов. Построенные между 1892 и 1896 годами, во-первых, они маленькие, во-вторых, не такие яркие, как на картинках, в-третьих, похожи на картон. А вот «Трансамерика» хороша: полный контраст викторианству с его стыдливостью и приватностью. Если «Разукрашенных леди» надо поискать, чтоб увидеть, то «Трансамерику» видно отовсюду – финансовая корпорация кричит о себе далеко окрест со своего чуточку притупленного шпиля. Может быть, меня оно впечатлило из-за склада характера? Мне надо самое высокое, самое глубокое, самое зримое, самое прямолинейное и самое большое.

В Чайнатауне я купил несколько сувениров и зашёл во вьетнамский ресторанчик за супчиком фо. Я большой любитель фо со времён Будапешта, когда неповторимый филиппинец Марлон Лаксамана открыл для меня сию кухню. В супе фо важны не столько макароны и мясо/морепродукты, а сам бульон, который готовится несколько часов и потом много часов сцеживается. Есть бульоны, которые сцеживаются 12 часов. В общем-то, такой вот ювелирной работы суп из такой бедной страны, как Вьетнам. В Сан-Франциско он почему-то стоит дешевле, чем в Сиракузах – всего 8 долларов за тарелку. Это всё к тому, что как только доел свою миску супа, мне торжественно объявили, что оплата принимается исключительно наличными. В кошельке не было ни цента. Попросился сходить в банкомат. Подозвал грозного официанта, не приученного к американским улыбкам вежливости, протягиваю ему свои документы и говорю: «Прошу прощения, у меня нету наличных, я пойду сниму деньги с карточки». Но угрюмый вьетнамец махнул рукой, мол, не нужны ему документы: «Здесь банк в двух кварталах, возвращайся, как сможешь». Он сломал меня на 3 секунды. В Сан-Франциско? Доверяют просто так? Понятное дело, что их мои восемь долларов не озолотят, но всё равно – доверие, совершенно неожиданное для 21 века. Переспросил: «Вы уверены?» Он: «Конечно, чек для оплаты будет лежать на столе». Прогулялся неторопливо к банкомату и вернулся: в самом деле чек лежал на столе и терпеливо дожидался оплаты. Подошла другая работница и, кланяясь почти в пояс, поблагодарила меня за покупку. Я в свою очередь был благодарен им за доверие, какое попало в наше время по какой-то ошибке. Так же ли доверяют они друг другу во Вьетнаме? И доверяют ли одинаково всем? Я белый гегемонный привилегированный цисгендерный мужчина-европеец, но если б я был чёрным или латиносом или дамой (с собачкой), доверили ли бы они мне тогда? Не знаю. Но внутри что-то подсказывает, что да.

Приятной неожиданностью, зарядившей на всю неделю, был механический музей игровых автоматов (англ. arcade machines), в которые играли 100 лет назад американцы. Коллекционер Эдвард Зелинский собрал старые автоматы, работающие на монетках, поместил их в одно место на 45-м пирсе в Сан-Франциско и предложил посетителям вернуться на сто лет назад. В музей меня отвела одногруппница Аня Конобеевская, вручила жменю монет и наказала: тыкай копейки в автоматы и наслаждайся. Я пустился во все тяжкие: узнал свою судьбу у экстрасенсши за четвертак, за полдоллара дважды казнил заключенных – через повешение и на гильотине, заставил кукушку выглянуть из гнезда на часах за 25 центов, привёл в рабочее состояние целую миниферму за доллар, поиграл в шары-боулинг (где невозможно выиграть), прослушал фрагмент классической музыки, а также посмотрел на фотографии Сан-Франциско 1880-х годов. Ликованию не было предела. Видя мой задор, Аня вручила мне новую жменьку монет – чем бы дитя ни тешилось. Невозможно представить общество 100 лет назад: есть только радио, газеты, театр, живые концерты и развлекательные парки. Нет телефонов, компьютеров, телевизоров, кинотеатров, путешествий за тридевять земель, нет гиперреалистичной графики и спецэффектов, без которых нам нынче всё кажется неправдоподобным. Я смотрел на то, как простые фигурки двигают своими деревянными ручками в запыленных автоматах, и пытался представить, что испытывал бы, вернись я в 1900-й год на машине времени. Я бы охал и ахал: они двигаются, они приводятся в действие какими-то неизвестными механизмами, они без души, но в то же время их смешливые повороты телесами и есть выражение какой-то механистической и прекрасной души стародавности. Работал бы я как проклятый всю неделю по 12 часов в день, а в субботу и воскресенье пришёл бы поиграть («порубиться») в эти автоматы и отвлечься от полунищей и полуголодной бытности и ига работодателя. Потом бы заскочил в костёл по традиции замолить бесовские забавы и заново бы начал цикл с понедельника.

Все холмы в равной степени улюлюкали меня притягательностью открываемых глазам панорам. Долорес-парк, холм Бернал-хайтс, Твин-пикс и башня Лилиан Койт на Телеграфном холме – это четыре точки зрения сверху на цельный Сан-Франциско. Долорес-парк не обжит туристами, это оазис для местных жителей для любования многоэтажками вдалеке у набережной. На Бернал-хайтс есть чудная тарзанка, где детки могут покачаться туда-сюда высоко над городом и посмотреть на противоположную от центра города сторону. Твин-пикс – эти два холма Эврика и Ной – которые эротическому мышлению покажутся двумя сферами вздыбленных девичьих грудей, не только самые высокие в городе (282 метра), но и самые зрелищные. К слову, испанские конкистадоры, заселившие Сан-Франциско в начале 18 века, называли эти холмы «грудьми индейской девы». Мы с Наташей поднялись на них в «Убере» и сделали много добротных фото. Наташа закинула 25 центов в двухминутный бинокль, и мы взирали на все главные достопримечательности золотого города, которые мне ещё предстояло увидеть. На лицах людей были только улыбки и восторги – мне кажется, одно это много говорит о его магнетизме. С башни Лилиан Койт (билет на смотровую площадку стоит $8.00) можно видеть Сан-Франциско прямо из центра города, изнутри, словно из туловища Троянского коня. Ни одна мелочь не ускользнёт от вас. В частности, можно насладиться видом на знаменитую зигзагообразную дорогу Ломбард-стрит, примыкающую к Русскому холму. Улица представляет собой серпантин с восьмью поворотами. Кажется, что природа взяла прямую дорогу и ужала её в геометрическую змейку. Машины по ней плетутся только сверху-вниз – медленно, нехотя, будто проталкиваясь по желудку анаконды. И наверху и внизу улицы полно туристов, которые бросаются прямо на середину дороги, чтобы сделать удачный кадр, даже если это грозит им быть проглоченными движущимися машинами.

Наконец, удивительным была поездка на Алькатрас. Я всегда поражён тому, как американцы на любом месте могут устроить музей – вот это креативность, порождённая конкуренцией в мире капитализма. Алькатрас в экскурсии представлен живым телом со своей историей, напоминающей колесо. Начавшись в древности с того, что на островке гнездились птицы, которым не грозили расправой хищники, Алькатрас (слово на испанском означает «пеликан») позже обитали индейцы, потом американцы, потом снова индейцы, наконец, снова птицы. Сейчас этот островок – тихая и охраняемая государством гавань для морских птиц. Билет на остров стоит $35.00, ежедневно его посещают более 5000 человек. Мы знаем Алькатрас как самую надёжную внутреннюю тюрьму США, куда попадали самые отъявленные преступники. В частности, за неуплату налогов (почти $390.000, но это 1930-е годы!) тут 7 лет отсидел чикагский гангстер Аль Капоне. Мы с Наташей провели на Алькатрасе 3 часа, из которых аудиоэкскурсия длилась 45 минут. Поразительно сделан аудиогид, доступный на 11 языках: мы слышали голоса и мнения бывших темничников, инсценировки самых ярких событий (штурм крепости заключёнными, однажды спровоцированный бунт в столовой), развёрнутые комментарии о камерах-клетках. За тридцать лет своего существования (1934-1963) на Алькатрасе отсидели более полутора тысяч человек. В цитадели расположен 312 камер  – сегодня на них смотрят и в них заходят любопытствующие туристы со всех уголков земли.

Меня особо впечатлило погружение в атмосферу тюрьмы. Даже огромная толпа народа никак не мешала и не напрягала. Вот аудиогид предлагает посмотреть на типичную камеру заключённого и даже зайти в неё. Низкие потолки, размер в три туалетных кабинки, столик величиной с поднос и койка в полметра шириной, металлическая решётка. Бесконечный холод, никакого отопления – и мучающая дух близость к цивилизации. В двух километрах кипит жизнью город Сан-Франциско, но Алькатрас – идеальная ловушка. Даже вырвавшись на волю, невольник не имеет шансов доплыть до берега из-за холодной воды: тело впадает в гипотермию – дикое переохлаждение – и идёт на дно. За историю тюрьмы 36 заключённых пытались сбежать (в сумме было 14 попыток побегов), почти всех задержали или расстреляли, но троим смельчакам удалось невозможное: они удрали бесследно. Кто-то считает, что они обрели долгожданную свободу, но эксперты в один голос трубят, что они просто утонули в леденящей воде. На самом острове до дрожи холодно, ветер почти сбивает с ног. Представить, что кто-то сигал в воду по сточному каналу или как-то ещё кажется откровенным суицидом. Но ведь что это говорит о духе человека, о том, что тело – ничто, если речь идёт о свободе? Вкус свободы не забыть никому, и аудиогид рассказывал об отчаянных попытках арестантов вернуть её себе: пусть для этого надо разрыть вентиляционный проход в камере, или устроить дебош в столовой, или оглушить охранника и безнадёжно штурмовать тюрьму изнутри несколько дней, чтобы в конце обречённого сражения непременно капитулировать.

Алькатрас меня восхитил и вогнал в уныние одновременно. Я прогуливался по коридорам тюрьмы и размышлял над популярной пословицей «от тюрьмы и от сумы не зарекайся». Среди арестантов Алькатраса были большие умы, но также были и большие психопаты, большие мошенники, большие убийцы. У каждого своя история, как свинец, тяжёлая и, как тропические джунгли, запутанная. Голоса бывших заключённых и их рассказы парализуют той простотой и спокойствием, с каким они вспоминают Алькатрас – никогда бы не подумал, что голос принадлежит бывшему опаснейшему преступнику. Думали ли эти лиходеи, что зайдут слишком далеко в своём беззаконии и не смогут остановиться перед неизбежным крахом? Не знаю. Знаю только, что у Алькатраса конец тоже был неизбежным: из-за стратосферно высоких расходов на содержание тюрьмы и ввиду использования более дешёвых тюрем на материке Алькатрас закрыли в 1963 году. Потом был короткий период длиной в 19 месяцев, когда индейцы снова захватили Алькатрас и провозгласили его своей законной землёй. Но и им пришлось вернуться на сушу: без внешней помощи этот возврат к природе оказался идеалистической романтикой и утопией.

Итого. Поездка в Сан-Франциско приоткрыла мне западную часть Америки. У меня не было изначального плана, все места я посещал под влиянием минуты, импульсивно, отрекаясь от педдизайнерского планирования в пользу стихийной свободы. Поездка была моим личным побегом с Алькатраса, которая, в отличие от канонических историй, обернулась успехом. Хотя жить в Калифорнии мне не захотелось, невзирая на удивительные красоты города и ландшафта, я нашёл в Калифорнии подспудный запас ресурсов в своей душе, стремящейся к тому, чтобы делать любимое дело, творить из бездны сознания, идти до конца в своих целях, всегда использовать подвернувшийся шанс. Все встречи с друзьями и случайными людьми вдохновляли меня на веру в себя тем, что поделились своими историями успеха. Если приложить усилия навстречу мечте, она откликнется тебе любовью, она будет бежать тебе навстречу. Барьеры, конкуренции, препоны пускай реальны и выражаются в цифрах, но свободный дух умеет абстрагироваться от этого, сиять индивидуальностью, получать то, что нужно в данное время. Сан-Франциско – красивая сказка, живущая в 21 веке. Я был счастлив погрузиться в неё. Наверняка поеду ещё.

Берегите себя и своих близких.

Хроника Сан франциско

Газета “Хроника Сан-Франциско”. Издаётся с 1865 года, ежедневный тираж — 220 тысяч экземпляров

С Аней в Пало-Альто

Встреча с Аней Працкевич в Пало-Альто. На кампусе в Стэнфордском университете

С Аней 2

В ресторанчике в Пало-Альто с Аней Працкевич

Фейсбук-4

Пало-Альто. Кампус Фейсбука

Пало-Алто 1

На прогулочной дорожке в Стэнфорде с видом на Пало-Альто

МОМА

В музее современного искусства с Наташей и Юлей

Долорес парк 2

В Долорес-парке с Наташей

Твин пикс 6 с наташейНа Твин-пиксе с Наташей

На твин пиксе сижу

На Твин-пиксе окидываю взглядом Сан-Франциско

Еда с Наташей

Вкушаем снедь в мексиканском ресторанчике с Наташей

Аня, Симон 1

С Аней Конобеевской и её мужем Симоном

аня, симон 2

С Аней Конобеевской и её мужем Симоном на маяке “Прекрасный пункт”

Долорес парк 1

В Долорес-парке

Твин пикс 5

На Твин-пиксе

Твин пикс 2

На Твин-пиксе

маяк 1На маяке “Прекрасный пункт”

вид с маяка

На маяке “Прекрасный пункт”

Бернал хайтс 1На холмике Бернал-хайтс с видом на Твин-пикс

Бел-красно-белый флаг в СФ

На улице в Сан-Франциско

в музее

В музее науки какая-то презенташка для детей про окисление океанов

Вид на СФ с моста

Вид на Сан-Франциско с моста “Золотые ворота”

Мост золотые ворота

Рядом с мостом “Золотые ворота”

на другой стороне моста 2

На другой стороне моста “Золотые ворота”

вид с Койт

Вид на Сан-Франциско и остров Алькатрас с башни Лилиан Койт

беркли 2Вид на “Золотые ворота” из городка Беркли

Разукрашенные леди 1

“Разукрашенные леди” рядом с Аламо-сквером

Разукрашенные леди 2

Селфи с “Разукрашенными леди”

Украинские пирожкиУкраинские пирожки рядом с домом Наташи

Юнион-сквер

Башня на Юнион-сквер (историческое место встреч социалистов города)

Универ в СФ

Университет в Сан-Франциско с майянскими символами

трансамерика

Пирамидальная “Трансамерика” (источник)

Пирс и трансамерика

Вид на “Трансамерику” с пирса

Механика 2 повешение

В музее автоматов. Повешение

Механика 3

В музее автоматов. Город под опиумом

Механика 5

В музее автоматов. Цыганка-предсказательница

Механика1

В музее автоматов. Ещё одна предсказательница

механика 9

В музее автоматов. Парк развлечений

Механика 6

В музее автоматов. Миниферма

механика 7

В музее автоматов. Непонятно что

Алькатрас 1

Альктрас

алькатрас 2

Алькатрас

алькатрас 4

На Алькатрасе с Наташей

алькатрас 5

На Алькатрасе с Наташей

алькатрас 7

Начало тура на Алькатрасе

алькатрас 8

Центральный коридор на Алькатрасе

алькатрас 9

Тюремная клетка Алькатраса

алькатрас 10

Тюремная клетка Алькатраса

алькатрас 11

Тюремная клетка-карцер

алькатрас 12

Тюремная клетка Алькатраса

Альктрас 13

Манекен в тюремной клетке

Хроника Сан-Франциско: 1 комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.