Прошедшая неделя была потрясающей, кроме того, что рождественские огни подсветили те стороны товарищей, с которыми учимся в Берии-колледже (Berea College), на которые даже тет-а-тет я бы предпочёл не смотреть. Но закроем глаза на опыт, который приносит седые волосы, а также на мои уже 21 год крушащиеся надежды, и посмотрим на зимний Нью-Йорк глазами восторженного студента.
А главное – это результат семестра. Скажу сразу, что всем я доволен. Американская поп-культура оценивает мои старания на «В+» (би-плас; примерно 86-89%), история Америки до 1865 года – на «А-» (эй-майнэс; примерно 90-94%). Профессор Ваззана посчитала, что я буду доволен получить «А-» по макроэкономике, и она не просчиталась. А немецкий – уверенная американская «А».
В воскресенье вечером Лена и Валера Зеликовы где-то в тридцатый раз, а я в первый (о не смейтесь, смертные, над этим) смотрели фильм «Ирония судьбы, или С лёгким паром». Потрясающая картина, очень выразительная, цепляет за душу и хочется верить в сказку. За время кинА позвонила звонкая Натали Лопатина из Калифорнии, она там где-то на катке стояла и ждала счастья, а также Рудик с Тяпой (лабрадор и померанец) выясняли отношения, при этом померанец одерживал победы одну за другой. Наверное, Рудик подыгрывал младшему поколению, что очень тактично с его стороны. За воскресенье выпало снега больше, чем по колено, так что Валерик в понедельник не работает, а Лена надеется, что снега прибавиться, чтобы тоже не идти на работу. Они заверили, что в Нью-Йорке снег парализует всё на свете. Здесь уже отменили около 1000 авиаперелётов. И это, боюсь, только начало. Мне чем-то вся эта картина напоминает сугробы детства. Скажем так с оговоркой, моего детства, ибо по словам родителей и прочих бывалых, ранее снег не просто выпадал, а созидал – целые снежные прослойки, в которых можно было строить собственные города.
Днём также созвонились с Кристиной Станкевич, которая живёт в Канаде (город Лондон, провинция Онтарио) вот уже долгих семь лет. Её муж этнический голландец, и этот факт привёл меня в настоящий трепет. «Это очередной знак», – подумал Штирлиц. Нужно изучать голландский. Однако расстроился, когда в книжном магазине «Барнз-энд-ноубл» (англ. «Barnes and Noble») нашёл только два (и те – дорогие и на компакт-дисках) пособия по нидерландскому. «Хм, – почесал затылок Штирлиц, – придётся искать дешёвые варианты на amazon.com». Кристина показала своих двоих детей, очень красивые мальчик и девочка, которые уже умеют щебетать по-английски и по-русски, а в перспективе будут говорить и по-французски. Ребёнок-трилингв – это потрясающий бонус для поколения будущего третьего тысячелетия.
Днём, предаваясь анализу недавних событий и осмысливая пределы (увы, именно пределы) человеческой благодарности и признания, я перечитал лекцию Галины Вениаминовны Синило о Ги де Мопассане. Параллельно с чтением, несколько раз восхитился собой, каким был два года назад, ибо так подробно записывать лекции прямо на компьютере – это кое-что значит. Наверное, сейчас навыки машинной скорописи несколько поубавились, ведь здесь лекции писать не приходиться. Здесь профессора называют то, что нацарапывают студенты, простым словом «notes» (англ. «записи, заметки»). И обычно здесь не записывают лекцию, а делают пометки (англ. «to make notes»). Впрочем, развить искусственные навыки бысторого печатания всегда могут помочь различные компьютерные программы. Вспоминаю, как я учился печатать ещё в 4 классе школы, когда появился компьютер. Каждый день набирал по 1-2 страницы А4 (делал перепечатку из какой-нить книжки или энциклопедии). Каждый день. В итоге, Übung macht den Meister, результат стал очевиден уже через 2 года. Полезный навык, весьма.
Так вот, прочитав лекцию о Мопассане, головной мозг послал в мышечную систему импульс, который на выходе дал следующее. Были закрыты все вкладки браузера, приостановлено всё, что могло помешать нормальной сосредоточенности, и в строке ввода появилась строка «Ги де Мопассан – Одиночество». Я читал его новеллы об одиночестве («Одиночество», «Он?», «Прогулка»). Наверное, потому, что этот вопрос мучает меня уже несколько лет. И дело не в физической сущности одиночества (человек наедине с собой), а в переживании внутреннего неизбывного одиночества. Масса примеров, когда вокруг тебя огромное кол-во людей, а по сути ты одинок. Из новеллы «Одиночество» слишком запала в сердце фраза «Из всех загадок человеческого бытия я разгадал одну: больше всего страдаем мы в жизни от вечного одиночества. И все наши поступки, все старания направлены на то, чтобы бежать от него». Именно эти слова позже поместил в статусе на фейсбуке. Предельная озабоченность Мопассана этой проблемой была не только его личной, но и поистине философской. И вообще, читая новеллу, понимал, что будто моим голосом говорит рассказчик. Это ещё больше сближает меня с 19 веком.
Другой аспект проблематики творчества писателя вылилось в ещё один статус – в этот раз «в контакте». Из лекции Галины Вениаминовны: «Из всех позитивистских положений на него оказала огромное влияние теория биологического фатализма – абсолютная предопределённость идеологического разрушения человека; физическая слабость и хрупкость человека, его постепенное разрушение, неотвратимость и неизбежность смерти. В момент, когда человек появляется на свет, он не совершенствуется, а разрушается». О как же это верно. Отсюда – и цитата из романа «Милый друг»: «Дышать, пить, есть, спать, трудиться, мечтать – всё это значит умирать; жить, наконец, – тоже значит умирать».
Но пока я жив, и приходится что-то делать. Днём позвонил расчудесный Сураб Гарг (индус), который тоже сейчас в Нью-Йорке (он в Квинсе). Он вежливо спросил, где все (Денис, Лаура, Вика, Рахим), на что я озадаченно ответил, что понятия не имею. Я лукавил, ибо знал, что они сейчас в конкретном месте и конретно ничем не занимаются. Точнее, не знал, а ощущал (плюс логика: в такой снег куда-то выходить – суицид). Сураб предложил всем в понедельник встретиться в Манхэттене в два часа дня. Я ответил, что идея хороша и что я перезвоню завтра. Сураб невероятно позитивный хлопчик из Индии.
Ситуация в Беларуси, наверное, теряет напряжённость, но не угасает неприязнь к преследованиям, которые последовали за выборами. Владимир Некляев как будто испарился, исчез, померк. Надеюсь, что он хотя бы жив. Его непримиримая позиция заслуживает восхищения, его поэтический завет – правда в художественных образах. Он сам станет, наверное, одним из символов прошедшей избирательной кампании.
Хорошего всем настроения!
Мир.
Юра
Нью-Йорк