Эту по-настоящему дневниковую запись, то есть для 20-летнего самого себя, я сделал 20 сентября 2009 года. Но почему бы не поделиться. Перечитываю это в 2022 г., конечно, появляется улыбка: какие речевые выкрутасы, мальчик Юра. Я тогда учился на третьем курсе факультета международных отношений БГУ. Время прошло, суть неизменна: я так и не встретил лучшего лектора, чем Галина Вениаминовна, ни в одном университете, в котором учился.

Слепая похвала, равно как и незаслуженное порицание, одинаково оскорбительны.
мсье Оскар Уайльд

В одном из своих ключевых мифов эллин Платон иллюстрировал представления о жизни человеческого сознания в материальном мире. Надо представить себе узника, который сидит связанным в пещере и видит перед собой только стену. А перед входом в пещеру пляшут люди с факелами, горят костры. Узник видит на стене лишь отображение плясок — не самих людей и их действа, а хаотично движущиеся размытые тени. Примерно то же происходит в нашей жизни, в нашем «мире феноменов»: мы видим зримые тени незримых Идей. Это всё отблески, кажущаяся реальность. Пробиться из «мира феноменов» к «миру идей» (к истинному бытию, к сущности) помогает способность испытывать вдохновение, включать интуицию, «вспоминать» разумной частью души то, что душа созерцала до рождения, когда сама ещё была Идеей.

… С Галиной Вениаминовной так бывает: чувствуешь, что недавно усвоенное знание кажется не таким уж трудным и неизвестным. Я даже как бы и сам догадывался о нём, а теперь оно отложилось в виде логически сформулированной системы. И я охотно готов делиться им с другими. Иногда другая душа, другой ум становится для нас своеобразным проводником к «миру идей». Этот проводник помогает как бы самому постичь что-то новое; или, если верить Платону, «вспомнить» то, что всегда знал. Следы своего влияния при этом проводник гладко заметает и даёт шанс ощутить радость собственных открытий. Он честно подвёл нас к «миру идей», но сам свернул в сторону перед парадным входом.

Галина Вениаминовна Синило, один из важнейших Учителей моей жизни, перевернула многие мои максималистские представления. Её обаяние, ювелирное богатство речи, магия мелодекламатора и оратора навсегда останутся в уютном уголке моего сердца. Галина Вениаминовна преподаёт зарубежную литературу в Белорусском государственном университете (БГУ). И, увы, жаль, что я не мог встретиться с ней до своего поступления в вуз в 2006 г. Сама она закончила филологический факультет БГУ, отделение русской литературы. Увлекалась А. Пушкиным, поэзией Серебряного века, страстно любит немецкую литературу. Особенно любимы ею Ф. Гёльдерлин и И. Гёте. Причастность к еврейской культуре, безусловно, нашла отражение и в её педагогической работе. Она читает совершенно самобытные курсы по истории еврейской культуры и литературы, а также уникальный курс «Библия (ТаНаХ) и мировая культура». Её лекции полны удивительных открытий, которые она мастерски и воздушно преподносит слушателям. На её занятиях царит опьяняющий воздух эмоций, идущих рука об руку с фактами. Иногда не замечаешь, как вокруг пропадают лица людей, они становятся вот теми тенями, о которых рассуждает Платон. И уже твои эмоции становятся какой-то параллелью её эмоций, и таким образом налаживается мост взаимопонимания. Это трансцендентно. Ты на ряд ступенек приближаешься к Идеям.

Я обожаю, когда она читает стихи. Каждая лекция начинается со стихотворения и  литературного комментария к нему. Она однажды выразительно подытожила: «Поэзия не нуждается в рациональном объяснении, у неё огромный запас интуиции». Это вовсе не означает, что поэзию не нужно анализировать или изучать, скорее это про фундаментальное правило: поэзия имеет больше шансов, чем проза или драма, пробиться даже в самые нечуткие уши. Помню, как она читала очередное стихотворение и нечаянно сбилась — читать по шесть учебных пар в день непросто выдержать даже гениальной Галине Вениаминовне. Когда она нам сказала, что перепутала строчку и начнёт читать стихотворение сначала, я был поражён: я совсем не заметил помарки, стихотворение как было красивым по смыслу, так и оставалось. Получается, даже поэтические строчки она умеет перепутывать талантливо. А в целом же, память Галины Вениаминовны по-шумерски беспредельна. Из её души всегда льются стихи, и они всегда ко времени и к месту. В такой поэтической теплице на своих душевных струнах чувствуешь мощное влияние поэзии. Именно благодаря ей я стал воспринимать поэтическое слово особенно аккуратно. Даже больше: она открыла для меня мир поэзии.

Она всё любит объяснять. И, как показывает практика, это всегда обоснованно. Иногда она задаёт какой-либо конкретный вопрос аудитории — например, «Какой библейский пророк описывал видения о четырёх зверях?» (ответ: Даниэль) — а сконфуженные головы студентов обращены к партам, а не к ней. Так происходит почти всегда. Думаю, это и побуждает её рассказывать обо всём, о чём только можно сказать в рамках лекции, чтобы открыть нам как можно больше знаний. Этот фонтанирующий альтруизм Галины Вениаминовны меня всегда приводит в трепет. Я бы хотел, чтобы она читала у нас все гуманитарные курсы. Она умеет ясно и звонко донести мысль до студентов.

Как лектор Галина Вениаминовна — виртуоз. Все, кто читал заметки А. Ф. Кони, вдающегося русского юриста и оратора (его восхваляли К. Чуковский, Т. Щепкина-Куперник и др.), помнят те советы, которые этот маститый златоуст даёт начинающему лектору. Галина Вениаминовна следует им всем и больше. Если кому-то хочется разложить на ингредиенты её риторское очарование, то Кони поможет это сделать, но Кони не поможет рзобраться в том, как именно она создаёт эту алхимию обаяния в момент произнесения. Единственное, что могу с уверенностью сказать: музыка её речи и изысканность внешнего вида располагают к себе, внушают доверие с первых мгновений. Я помню самое первое занятие в сентябре 2006 г.: все мы ещё галдели после перерыва, и вот она зашла в аудиторию, встала за кафедру, молча осмотрела аудиторию — и всё зачарованно встали привествовать её.

Как ни странно при этом, но студенты (примерно мои ровесники), которые никогда не брали её курсы, но наслышаны о ней, предпочитают почему-то пересказывать неодобрительное: как она эмоционально отреагировала на событие, как она повысила голос в минуту отчаяния, что она сказала и как на экзамене. Но и такие «свидетели» всегда отметят, что она чересчур умна и имеет недюжинную память. Зато все, кто сам был на её уроках, любят её. Если записать на видео какое-нибудь её занятие, а при просмотре отключить звук, будет казаться, что кроме монолога и утончённой жестикуляции ничего не происходит. Но стоит включить звук, и переливы её голоса, его чистота, уверенность, отсутствие фальши, самоё звучание — талантливый музыкант записал бы нотами! – наполняют учебный кабинет теплом, создают магнетическую атмосферу. Любая душа, открытая для нового знания, придёт в волнение на её лекциях. Просто слушать эту речь, правильную и невероятно красивую, — сама по себе радость. Она говорит для всех, но она говорит именно с тобой. Это вовсе не монолог.

Некоторые люди фиксируют смешные выражения, которыми она развлекает аудиторию, и я так иногда тоже делаю. Например, она может говорить о каком-нибудь ярком поэте и сказать: «Словом “великий” тут не обделаешься». Или иногда она вынуждена начинать лекцию с повышенно-эмоциональной беседы с аудиторией, в которой из 70 человек присутствуют только 25, и завершить монолог-бомбу фразой: «Это называется поэтическим вступлением». Юмор Галины Вениаминовны добрый, тёплый. На слегка приоткрывшуюся дверь она может заметить: «А кто там нас подслушивает?» Студентов филфака она описала так: «Они такие мечтательные, обо всём забывают». В один из редких моментов, когда студенты ответили почти единогласно на её нехитрый вопрос, она ухмыльнулась: «Господи, прямо хор из греческой трагедии». Говоря о литературе Франции рубежа веков, она упоминала Альфонса Доде и его «Приключения Тартарена из Тараскона» и добавила: «Я ещё в школе его прочитала, и ничего от меня не отвалилось». Как-то я пришёл послушать лекцию о Шопенгауэре на 4-й курс культурологии. Этот курс лекций о литературе рубежа 19-20 вв. я слушал у неё дважды. Она увидела меня и сказала: «Юра, вы, наверное, пятый раз слушаете всё это. Пора вас выгонять». Иногда она собирается читать какое-то стихотворение, которое уже читала ранее, но напоминает: «Ничего страшного, что читали эти стихи раньше. Поэзия многократного пользования». Она тонка в своих шутках, её юмор — действенное вещество.

Она учит меня только гуманному. Она задала планку — литературную планку, ниже которой спускаться неприлично. Знакомя с образцами мировой литературы, она учит оценивать достоинства текста, его открытия и его значимость, относительность перевода. Именно она показывает, что далеко не занимательный сюжет и не умные словечки, которыми пестрит какая-нибудь книжица, поистине ценны, зато ценны общечеловеческие идеи, твёрдое индивидуальное «я» героев, универсальный опыт встречи с жизнью. Помню, как она процитировала древнеегипетское двустишие: «Приходит ветер, и слетает к сикомору. / Приходишь ты — спешишь ко мне», и кратко добавила: «Ну и что тут ещё я могу добавить?». И выдержала паузу в несколько секунд, до мурашек по коже: этим словам три тысячи лет! В моей голове это мгновение стоит до сих пор: о самом невыразимом наиболее выразительно скажет молчание.

Однажды я спросил у неё, пишет ли она сама. Она улыбнулась и неясно ответила, без интонации завершения: «Всё уже написано…» В литературе вообще? Или в её творческой копилке? Я продолжаю ходить на её занятия. Я люблю её слушать. Она делиться своим опытом прекрасного и возвышенного. Это волшебство. Из лекции она делает искусство, и это ещё одна причина, почему она непревзойдённый преподаватель. Преподавать по законам Красоты и дарить мудрость на ладонях Этики — такова Галина Вениаминовна.

… В другом своём мифе Платон говорит о душе человека как о несущейся колеснице, в которой одна лошадь (чёрная, олицетворяет низкие страсти) тащит тебя к земле, к миру вещей, а другая (белая, суть благородные чувства) — к миру вечных Идей, где открывается высшее знание. Не знаю, сколько колесниц собралось за плечами Галины Вениаминовны, — я счастлив, что среди них есть и моя.

22 июля 2009 года, Нью-Йорк, на крыше Метрополитен-музея (гаргара сзади – конструкция “Мальстрем”)

Пирс 17-й (Pier 17), нижний Манхэттен, Нью-Йорк. Вид на Бруклинский мост. 22 июля 2009 г.