Промчалась первая неделя нового семестра, в котором у меня 5 предметов. Хотя, если ужать по объёму работы, то 4. Но всё равно много, как правило, 3 предмета в семестр сильно выматывают в магистратурах и докторантурах. У меня две статистики (непараметрическая и регрессионный анализ), один дизайн количественных исследований, а также биографический метод. Мой взор сейчас направлен как раз на биографический метод, потому как представляет достойную альтернативу статистическому мышлению — тому, на чём я был сосредоточен весь прошлый год. Статистика помогает увидеть дали дальние с большой высоты геркулесовых столбов на сотни миль вперёд. Тренды, шменды, метанализы, модели. Но что же творится у подножия этих столбов? Всё ли там в порядке? Индивидуальные смыслы не рождаются на высоте, формулами и гипотезами не исчерпывается человеческая жизнь. Что там, внизу, между ног этих геркулесовых столбов?

Моё расписание этой осенью 2018 г.

Предмет “Биографический метод и нарратив” преподаёт господин Ганс Бюхлер. Он швейцарец, который родился и подрос в Боливии, в 11 лет поехал жить на историческую родину в Швейцарию к дяде, потом снова в Боливию, потом в Канаду, и, наконец, в Штаты. Его жена Юдит-Мария родилась в Китае в немецкой семье, потом она жила в Канаде и сейчас в США. История жизни — основа биографического метода. В общем-то, курс по-английски и называется “История жизни” (Life History); правда, по-русски такого метода нет. Суть “истории жизни” в том, чтобы охватить жизнь человека целиком через интервью и изучение фотографий, дипломов, писем и прочих артефактов, потом выстроить её для читателя хронологически как настоящий роман с конфликтом и трудностями, кульминацией, разрешением конфликтов. И, как того и требует наука, показать на малом что-то большое.

Биографический метод не применяется в педагогическом дизайне, но мой интерес к нему зиждется на двух вещах: (а) постановка научного вопроса, на который нельзя ответить другими методами (а-ля “как и почему в жизни человека произошли те или иные события?”); (б) причинно-следственное мышление, объяснение событий жизни задним числом. Ведь действительно: мы не можем объяснить события в тот момент, когда они развёртываются, нужно подождать, когда они закончатся. Исследователя интересуют поворотные пункты, в которых событие могло бы развернуться иначе. Что было бы, если бы не произошло А, но произошло Б? Разумеется, это всё преломляется рефлексией самого человека, с которым произошла его жизнь. Это подход — большой контраст тому, например, что делает статистика с предсказанием и тестированием предварительно сформулированных гипотез (Sandelowski, Telling stories, 1991, p. 164). Хотя есть понятие “теоретизирования после случившегося” (post hoc theorizing), то есть построение гипотез после того, как данные уже были получены, однако в количественных исследованиях такой анализ используется с гигантскими оговорками. В нарративных качественных исследованиях ретроспекция, ретросказание имеют свою причинно-следственную силу, пускай не всегда объективную или надёжную, но тем не менее значимую, убедительную, полученную из самого источника. Нарративный подход может дать глубину проникновения в возможные, но не единственные причины событий прошлого. Цель “истории жизни” вскрыть причины ключевых событий, а не доказать их. Нарративные методы очень популярны в расследовательской журналистике, психоанализе, истории (Sandelowski, Telling stories, 1991, p. 164).

На первом занятии мы смотрели документальный 55-минутный фильм “Знак величия”/ “Печать величия” (A Touch of Greatness, 2004) об американском школьном преподавателе Альберте Каллэме (Albert Cullum). В 1960-х годах он в противовес дидактическому и традиционному подходу к обучению сделал уроки развлечением и весельем. Ставил с пятиклассниками пьесы Шекспира, Софокла и Шоу. Ученики таким образом учили необычные и новые слова вместо зазубривания и, по словам Каллэма, повышали свою самооценку тем, что воплощались в героев пьес и проходили этот героический путь. Для Каллэма школьный театр был методом обучения. Каллэм был убеждён, что “в каждом ребёнке есть печать величия”, но многие школьные коллеги его не любили. Зависть, неприязнь, раздражение по поводу его бунта против традиции — всё это может частично объяснить нелюбовь многих его коллег в школе. Этот фильм — идеальная демонстрация биографического метода. Интервью с самим учителем, с его бывшими учениками, архивые видеозаписи и проч. органически выстраивают не только жизнь конкретного педагога, но и более широкий конфликт учителя между традицией и инновациями. На малом можно увидеть большое. Очень трогательный фильм.

Также меня поразили две статьи, прочитанные на досуге и не для учебного предмета, в которых использовался нарративный дизайн исследования, — “По ком звонит колокол в альтернативных школах” (2006, оригинал на англ.) и “Этническая идентичность как конфликтующие истории жизни” (2010, оригинал на англ.). В первой статье на примере одной альтернативной школы в Канзасе, в которой учатся проблемные дети, вскрывается противостояние школьной системы и учеников. Приводятся пять историй — три представителя школы и два ученика. И замирает кровь от чтения. Кто прав? Кто виноват? По ком звонит школьный колокол? Во второй статье на примере китайской девочки — канадки в первом поколении — изучается процесс вливания человека одной культуры в главенствующую другую. Как она справляется с языком? Как она видит своих родителей в свете другой культуры? Что значат для неё школьная программа, в которой нет места для её китайской идентичности? Какие внутренние противоречия существуют в ней в связи с тем, что она китаянка, но как бы канадка? На эти вопросы нельзя ответить количественными методами, и именно качественные методы могут позволить нам нырнуть в бездны этих неразрешимых тайн.

Берегите себя и своих близких.