Начался новый семестр, в котором я никак не могу войти в состояние студента. Этой осенью я беру три предмета: «Запланированные изменения и инновации» (онлайн), «Статистическое мышление» (среда), «Природа и дизайн исследования» (четверг). Курс про изменения о том, какие есть стратегии и подходы к тому, чтобы внедрять изменения в большие и малые организации с минимальными бесчеловечными сражениями с устоявшейся традицией. Люди не любят меняться и менять привычную среду вокруг себя, нужны последовательные и спланированные переходы, без революций. Курс по статистике больше не о статистике, а о том, как читать и понимать данные, которые мы видим в опубликованных исследованиях. Курс по природе исследований – о том, что проведение исследования есть социальная игра по заданным правилам, но, чтобы проводить исследование, нужны повседневные навыки: наблюдение, накопление знаний, размышление и интуиция. Признаюсь, что на первой неделе только последний учебный курс пробудил во мне восторженные эмоции, чувство, что именно из этого курса я получу много важных ответов для себя о жизни вообще.
Целое лето я в терзающих муках и чарующей истоме читал «Волхва» англичанина Джона Фаулза. Странно признать, что роман оказалася самой трудной художественной книгой в эмоциональном плане из прочитанных в последние 5-6 лет – на каждой странице меня сковывала в наручники дичайшая грусть. Наверное, потому что книга бездонная по своей глубине, в неё проваливаешься, как в Марианскую впадину. Автор задаётся вопросом, бытие есть предопределённость или случайность, и его ответ однозначен: в мире всё случайно. Разве что отдельные люди пытаются поиграть в богов. Я по-настоящему влюбился в язык перевода, пожалуй, это первый раз, когда я читал и чувствовал, что передо мной «мужская» книга. В смысле видно, что переведена «по-мужски» — хоть я и не могу этого объяснить. Переводчик Борис Кузьминский мне не знаком, но он виртуозно изогнул русский язык так, чтобы мои мозги пошипели и покрехтели при чтении. Необычные метафоры, эпитеты, сленг, непривычные сращения слов приводили меня в восторг. Формально у книги открытый финал, но для меня финал почему-то оказался прозрачен как Божий день: парень и девушка остаются вместе, что тут додумывать? Всё, что остаётся после этой книги, — настроение апатии и тоски по уходящей молодости. Книга скорее отражает того, кто её читает в данный момент, а не содержит какие-то чёткие ответы на вопросы о жизни. Гипотетически: перечитать эту книгу я бы не хотел, так тягостно я через неё продирался, и так и не осознал, о чём же она повествовала на самом деле.
Перед началом занятий я пообщался с одним парнем из Эритреи, что расположена в Африке под Эфиопией. Его леденящая история пробрала меня до костей: чтобы приехать учиться в Штаты, ему надо было сбежать из страны. При зарплате в $50.00 в месяц побег обошёлся ему в $4500.00, за его спиной – родители и друзья, к которым он не вернётся до тех пор, пока в Эритрее не сменится диктаторский режим. То есть, возможно, никогда. С ним не было ни чемодана, ни еды, побег занял три дня – и под изнуряющим солнцем, и под кромешной тьмой африканской ночи. В Судане он месяц жил на чердаке у какой-то женщины, пока не получил эритрейский паспорт в посольстве и театрально не покаявшись в письме своему правительству в побеге. Затем – дорога в Уганду, а оттуда – в США. Эритрея – африканская Северная Корея. Внутри страны перемещаться можно только по особому разрешению, покидать страну можно лишь при наличии выездной визы, а дают её лишь тем, кто является приверженцем режима. В Сиракузах он успел пообщаться с беженцами из Эритреи, но с ужасом заключил, что его собраться по родине, сбежавшие оттуда 5-6 лет назад, продолжают жить эритрейскими понятиями. Например, мужчины его непременно спрашивали, в каком войске и в каком ранге он служил, — показатель статуса в их стране. Это не имеет никакого отношения к жизни в Америке, но им так удобнее, и им удобнее вслух это произнести и сравнить, у кого выше ранг. Даже спустя 5-6 лет. Вот уж верх обусловливания, как же такие режимы калечат людей? В Эритрее система талонов на хлеб, и очень легко провиниться так, чтобы хлеб не выдали. Господи, и это 2017 год.
В августе я съездил в Перу навестить Памелу и поглядеть на туристические красоты этой страны. Я в восторге от руин, музеев и национальной кухни, но я бы не смог жить в этой стране из-за нищеты, которую увидел. Нищета кричит отовсюду и впивается так сильно с сознание, что не могу её вытеснить из мыслей. То был мой первый приезд в развивающуюся страну. Впрочем, Памела поправила меня: в Перу проблема не столько в нищете, сколько в неравноправии и расслоённости общества, в котором нет среднего класса. Больше мне не хочется ничего написать о поездке в Перу.
Берегите себя и своих близких.