Февраль в Сиракузах своенравен и щедр. На прошлой неделе город приютил у себя и метель, и оттепель. Мело порывисто и противоречиво, а в воскресенье романтично капало с крыш. В воскресенье я топтал центр города и заглядывал на огонёк в сиракузские музеи, а погода напоминала Бориса Пастернака: “… Зима подходит к середине, / Дороги мокнут, с крыш течёт, / И солнце греется на льдине” (“Единственные дни”). Был ли Пастернак после смерти в Сиракузах?..
Февральская рутина
Что ж было в последние три недели? Попал на встречу с американской писательницей с индийскими корнями — Джумпой Лахири. Впечатление по прошествии дней осталось скорее отрицательное, неуверенная в себе, говорит толковые вещи, но сама речь глухая и прерывистая, — совсем не ожидал бы такого от писательницы. Впрочем, одно дело произведения писателя, другое дело сам этот писатель. Посмотрел два диснеевских мультфильма 2016 года (“Моана”, “Зверополис”), восхитился качеством этих детских/совсем-не-детских картин, музыкой, посылом. В обоих мультфильмах главная героиня — девушка, которая достигает целей. В нашем веке таких мультфильмов не так уж и много, в основном ведь все про мальчишек, парнишек, супергероев. Сморел также фильмы “Ла-Ла-Лэнд” и “Лунный свет” (оба 2016 года). Первый — мюзикл, но как-то переоценён, мне кажется. После российских “Стиляг” (2008) меня, наверное, не удивить яркими красками и песнями. А “Лунный свет” оказался очень и очень хорош: о чернокожем парне-гее, которого всё детство мутузили и недолюбливали: то мамаша, то одноклассники. Он вырос, стал крутым чуваком, вопреки всему, но раны из детства навсегда сформировали его психику. Какое шаткое понятие “маскулинность”, однако.
Распорядок недели у меня довольно размеренный, хоть никогда и никуда не успеваю. По утрам во вторник и четверг хожу в бассейн и учусь плавать, в среду после работы предаюсь Йоге, в четверг вечером езжу с друзьями на викторину. Через месяц попаду в Чикаго на одну конференцию по лидерству, для которой ныне готовлю мастер-класс по тайм-менеджменту и педдизайну. Тайм-менеджмент — бич нашей эпохи, когда всё должно быть максимально эффективным и прибыльным, но при этом это и своего рода философия приоритета. От каких 100 дел надо отказаться, чтобы продолжать вносить вклад в дело? Время не нарастить, привычки убрать тяжело, но научиться, например, говорить “нет” в лицо и сократить периоды убегания от реальности (эскапизм) в фильмах, сериалах и социальных сетях вполне даже можно.
Наконец, пять пятниц подряд по вечерам выступал в роли фасилитатора дискуссии на мероприятии “Вперемежку”, на которую приходят международные студенты и иногда американцы. Есть еда (завлекалово), но требуется активное участие гостей. Выбирается тема (отношения, выборы президента, планы на будущее и проч.) и надо 1-1,5 часа общаться. Я всегда переживаю за то, что могу впасть в преподавательский тон и вести не дискуссию, а урок, но вроде бы всё получилось. Не знаю, продолжу ли этим заниматься осенью, всё-таки это большой кусок личного времени, но опыт хороший. Главное наблюдение: каким бы доброжелательным ты ни был, состав группы сильно влияет на общее настроение. Если один участник из 7 человек будет негативным и упрямым, то все в группе закрываются, общаться становится сложнее, на вопросы даются сквозь зубы процеживаемые ответы. Другое подтверждение давнишнего открытия: настроение ведущего (фасилитатора, как тут называют) передаётся участникам. Я очень спокойный и по-церковному убаюкивающий, соответственно, тон беседы принимает умиротворённый характер. Кому-то это некомфортно, кто-то хочет “гэть!”, а кому-то, наоборот, именно это и нужно. Словом, всё сложно.
Николай Карамзин
Изучал по поверхности судьбинушку Николая Карамзина (1766-1826) и прочитал его повесть “Бедная Лиза” (5,5 тысяч слов, ~20 минут чтения). Деревенская девушка познакомилась с дворянином Эрастом из Москвы, они сразу дружили платонически, потом телесно, и вот из-за “телесно” интерес парня поутих, настала пора расстаться. Лиза утопилась, а Эраст, прокутивший к этому времени своё имение, женился на пожилой богатой даме и оставался всю жизнь несчастлив. Чувствовал свою вину в Лизиной смерти. Вообще, сосредоточив внимание на Карамзине, обнаружил, что на него — как и на Радищева, к которому обращался в августе, — сильнейшим образом повлияла заграница (1789-90). Он попал на лекцию Канта в Германии и лично видел начало Французской революции в Париже. Гулял в Лондоне и Швейцарии. Вернулся в Россию, принялся за журналистику и реформу русского языка. Отказался от церковнославянских слов, ввёл букву “ё”, добавил переводные слова (типа “трогательный”, “волнительный”), за образец синтаксиса и грамматики взял французский язык. Дружил с царём (попивал чаи с Александром I, хотя работал на царя бесплатно почти 20 лет), занимался историей, дружил с Пушкиным. Он же написал 12 томов “Истории государства Российского”, а также “Записки о Древней и Новой России” длиною в 100 страничек. Его идея русской истории была в том, что России нужна монархия, самодержавие есть её главный оплот благополучия, успеха и независимости. Западные институты (парламент, конституция) приведут к смуте и гражданской войне. В России искони, по Карамзину, идёт сотрудничество власти и народа, в то время как история Запада — история конфронтации власти и народа. Декабристов не поддерживал, но и сильно не осуждал. Был дважды женат, имел 10 детей. Писал стихи и эссе. Яркий представитель такого литературного направления, как сентиментализм. Проза его безупречна, на мой взгляд. Карамзину принадлежит известное словословие русскому языку:
А я заключу это письмо двумя-тремя словами об английском языке. Он всех на свете легче и простее, совсем почти не имеет грамматики, и кто знает частицы of и to, знает склонения; кто знает will и schall, знает спряжения; все неправильные глаголы можно затвердить в один день. Но вы, читая, как азбуку, Робертсона и Фильдинга, даже Томсона и Шекспира, будете с англичанами немы и глухи, то есть ни они вас, ни вы их не поймете. Так труден английский выговор, и столь мудрено узнать слухом то слово, которое вы знаете глазами! Я все понимаю, что мне напишут, а в разговоре должен угадывать. Кажется, что у англичан рты связаны или на отверстие их положена министерством большая пошлина: они чуть-чуть разводят зубы, свистят, намекают, а не говорят. Вообще английский язык груб, неприятен для слуха, но богат и обработан во всех родах для письма — богат краденым или (чтоб не оскорбить британской гордости) отнятым у других. Все ученые и по большей части нравственные слова взяты из французского или из латинского, а коренные глаголы из немецкого. Римляне, саксонцы, датчане истребили и британский народ и язык их; говорят, что в Валлисе есть некоторые его остатки. Пестрота английского языка не мешает ему быть сильным и выразительным, а смелость стихотворцев удивительна; но гармонии и того, что в реторике называется числом, совсем нет. Слова отрывистые, фразы короткие, и ни малого разнообразия в периодах. Мера стихов всегда одинакая: ямбы в 4 или в 5 стоп с мужеским окончанием. — Да будет же честь и слава нашему языку, который в самородном богатстве своем, почти без всякого чуждого примеса, течёт, как гордая, величественная река — шумит, гремит, — и вдруг, если надобно, смягчается, журчит нежным ручейком и сладостно вливается в душу, образуя все меры, какие заключаются только в падении и возвышении человеческого голоса!
–Н.М. Карамзин, июль 1790 г. (источник)
Карамзин приблизил русский литературный язык к речи русского образованого человека, при этом, однако, он отрицательно относился к просторечиям и исконно русской фразеологии. Он не писал учебников по грамматике и никаких декретов не издавал. Он просто публиковался в своём толстеньком журнале, переводил (например, Шекспира), писал собственные сочинения. Изменил порядок слов в предложении. Прилагательные он поставил перед существительными: “щедрый человек” вместо “человек щедрый”. Поставил подлежащее перед сказуемым и дополнениями, а то раньше предложение начиналось с глаголов. Приложения и уточняющие конструкции поставил после определяющих слов. Карамзин заметно сузил употребление церковнославянских слов на письме (архаизмы велел убрать: абие, бяху, колико, понеже, убо и проч.). Отказался от пространных периодов и длиннот, вместо них писал гораздо более короткими предложениями. Ввёл многочисленный парафраз: не просто “глаза”, а околично “рай души”, не просто “нос”, а “врата мозга”, не просто “юность”, а “утро лет”. Начал вставлять в русский текст слова на иностранном языке без изменений — в основном, конечно, французские слова и выражения. Он переосмыслил значения некоторых слов, например, слово “впечатление” до него использовалось для обозначения оттиска, печати, но Карамзин стал использовать его в смысле “след в сознании”. Говорят, он также ввёл в оборот слова “промышленность”, “серьёзный”, “будущность”, “человечность”, “влюблённость”, “занимательность”, “упоение”, “начитанность” и, кроме того, перенял многие иностранные слова, как-то: “катастрофа”, “моральный”, “эстетический”, “эпоха”, “меланхолия” и иные. Далеко не всё новое прижилось на деле (“настоящность”, “намосты”, “младенчественный”), но очень многое прочно устаканилось в русском языке. Хорошо проиллюстрировал эти различия один Интернет-сайт:
Ломоносов. 1. Период латинского типа: “Уже мы, римляне, Катилину, столь дерзновенно насильствовавшего, на злодеяния покушавшегося, погибелью отечеству угрожавшего, из града нашего изгнали”;
2. Период немецкого типа: “Благополучна Россия, что единым языком едину веру исповедует, и единою благочестивейшею самодержицею управляется, великий в ней пример к утверждению в православии видит”.
Карамзин. “Юная кровь, разгорячённая сновидениями, красила нежные щёки её алейшим румянцем; солнечные лучи играли на белом её лице и, проницая сквозь чёрные пушистые ресницы, сияли в глазах ея светлее, нежели на золоте”.
Русский язык былин, летописей, Ломоносова, просвещённых людей 18 века (Тредиаковский, Фонвизин, Крылов, Сумароков и др.) для нас как бы совсем непривычный в сравнении с тем, какой гимнастической практике подвергся русский язык усилиями Кармзина. Хотя язык Карамзина в 21 веке покажется трогательно устаревшим, всё же он читабельный, кристальный, образный, живой. В этом смысле я глубоко признателен Карамзину за его поступательные реформы в переосмыслении и ре-конструкции языка. В прошлом 2016 году ему исполнилось 250 лет со дня рождения (источник).
Хезер Уэймит, с которой ездим на четверговые викторины и которая учит меня плавать
Джон Ставаш, с семьёй которого ужинали во вьетнамском ресторанчике