Уроки без кондитерской посыпки

Очередные 16 недель учёбы зигзагами пронеслись по моему весеннему календарю. Этот семестр можно описать одним заунывным словом – бесполезность. Мне сложно понять, как так вышло, что в Школе Образования в частном университете могут быть такие бестолковые курсы, на которых студентов заставляют делать сизифов труд целый семестр, а потом в последние две-три недели – хопа! – напишите три исследовательские работы по трём курсам общим объёмом в 50–60 страниц (≈ 20 000 слов). И не важно, что вся домашняя работа и работа в классе не имеет к этой итоговой писанине никакого отношения.

О ХОРОШЕМ

В понедельник, 07 мая, встретился с преподавательницей кафедры лингвистики, — Амандой Браун. Она из Англии. Под конец беседы поделилась мнением об американской докторантуре. Она считает, что американская система много раз лушче английской. В Англии, по её словам, бакалавриат длится 3 года, магистратура 1 год, докторантура 3 года. Но всё это в рамках очень узкой специальности. В Штатах бакалавриат длится 4 года, магистратура 1-2 года, докторантура в среднем 7 лет, притом обучение более всестороннее. Её забавит, как некоторые коллеги в Европе считают, что американские студенты-докторанты слабее, чем европейские, — её опыт показывает, что всё как раз-таки наоборот. Самый главный аргумент в её кармане состоит в том, что многие её европейские коллеги, получив свою степень в Европе, не смогли вписаться в американскую систему исследований и преподавания в вузах. Пробовали — и уезжали назад. Ей нравятся европейские исследователи, которые слегка надменны, но всё же неплохие академики. Но они, по её мнению, не отличаются гибкостью, присущей американским докторам наук. Частично это потому, что в Америке в докторантуре студенты изучают курсы по специальности и методам исследованиям — этого нету в Европе. Я абсолютно согласен с мнением Аманды в том, что американская докторантура даёт более всестороннее образование, в остальном — было интересно услышать мнение, так сказать, иммигрантки из и без того развитой страны о том, что американское образование ей нравится больше. И, безусловно, отрадно услышать слова, которые согласуются с моими мыслями (confirmation bias).

Всё прекрасное, что случилось в этом семестре, не имело никакого отношения к урокам. Я провёл два урока по вводному курсу по статистике на стороне. Попал на конференцию по оценке эффективности и пообщался 5 минут с любимым мной исследователем Томасом Анджело. Попал на вечеринку, где много людей провожало нашего преподавателя Ника Смита на пенсию. Дочитал книжку Евгении Гинзбург “Крутой маршрут”. Сходил несколько раз на ужин с другом Марком и на обед с другом Джоном. Очень много общался с Анемоной.

YuriTeachPic109 апреля 2018 г.

YuriTeach216 апреля 2018 г.

Я случайно узнал интересных людей, которые восстали против крайнелевых тенденций и политической корректности, — Джордан Питерсон, Кристина Хофф Соммерс, Камилла Палья, Джэнис Фиаменго, Майло Янопулос, Джонатан Хайдт, Бен Шапиро, Стивен Краудер, Дэвид Рубин и др. Их достал неомарксизм и постмодернизм — особенно политический, и они делятся другой точкой зрения на проблемы общества: зарплаты мужчин и женщин, свобода слова, капитализм, микроагрессии, сексуальные домогательства на университетских кампусах и проч. Критикуют радикальный феминизм, культ жертвы, контроль над языком, адаптацию любых дискуссий для нужд самых чувствительных людей в группе с целью ни в коем случае их не задеть или не обидеть. Они этим очень точно описывают ситуацию в американских университетах. Покамест моим любимым является интервью на “Би-би-си” между Дж. Питерсоном и Кэти Ньюман, в котором Кэти пыталась принизить суть всего, что говорил Питерсон, но в итоге обделалась сама. Сорри, Кэти. Девять с половиной миллионов просмотров (язык — англ.) и мемы на всю жизнь для бедной Кэти.

ЧТО Я УЗНАЛ О СЕБЕ

В этом безвкусном, не посыпанном кондитерским порошком семестре я понял, что единственный способ что-то сделать – это включить таймер на 2 часа, отключить все приложения в телефоне и выйти из социальных сетей, открыть чистый документ и начать писать. Мой вдохновитель Тони Роббинс хорошо сказал: «Говоришь – это мечта, представляешь – это возможно, планируешь – это реально, вносишь в календарь – значит, сделаешь» (“If you talk about it, it’s a dream; if you envision it, it’s possible; if you plan it, it’s real; if you schedule it, you get it done”). Я бы добавил к словам Тони, что если поставишь на Гугл-таймер, то хотя бы что-то сделаешь для дела наверняка.

Я понял, что нужно планировать домашнюю работу с первого дня занятий, когда надо садиться на 1,5–2 часа и писать три-четыре абзаца для финальной работы по любому предмету с первой недели. Раньше думал, что для того чтобы писать, надо сразу много прочитать. Учебник и кучу статей. Так никогда не получается. Чтение и письмо должны быть параллельными, иначе ничего не сделается. После каждой прочитанной статьи и главы книги надо делать хотя бы краткие пометки или схематические рисунки о том, что прочитал. Эти рефелксии незаменимы, иначе всё моментально забывается в горах и надгорьях информации. Я узнал, что каждое финальное эссе этого семестра отнимало у меня от 15 до 23 часов работы – такой режим работы реален, если писать 2 недели каждый день все три эссе параллельно. Но такой график обесточивает, угнетает и лишает эмоций.

Наконец, окончательно убедился в том, что устал быть студентом. Хотя впереди ждёт еще пару лет такой жизни. Я обожаю узнавать новое и развиваться, но не могу делать что-то ради оценки. Многие задания не имеют ничего общего с моими интересами или тем, как я вижу свою дальнейшую карьеру, и в 29 лет тяжелей мириться с бредом. Я точно знаю, что хочу преподавать и что у меня бы это получалось хорошо. Знаю, что могу продуцировать знания (= заниматься исследованиями), но знаю, что сделать хорошее исследование настолько тяжело, что не знаю, где искать подпитки. Всё больше и больше «учёных статей» я отправляю в мусорное ведро, наверное, это и есть самое главное достижение за первый год учёбы в докторантуре: распознать, какая «учёная статья» хорошая, а какую опубликовали наспех ради мнимой сенсации или ради строчки в резюме. Наверное, следующим шагом будет достать из мусорного ведра все эти статьи и пропустить через сознание.

КАК ЭТО БЫЛО

Семестр состоял из трёх предметов. Первой была статистика для среднего уровня. Нужно было написать два критических отзыва на опубликованные исследования по теме наших интересов, сделать три портфельные работы в статистической программе SPSS и написать гигантское итоговое эссе (15 страниц). Все шесть работ были независимы друг от друга и отнимали кучу времени – несоразмерно с тем, что я узнавал, понимал и мог применять. Например, портфельные работы отнимали у меня по 10-11 часов, и я назавтра благополучно забывал, что именно делал и как. Критические заметки отнимали по 8-9 часов, но хотя бы они были полезны в обучении. Финальная работа отняла 15 часов жизни, и она совершенна бесполезна.

На уроках мы просто слушали лекции преподавателя, который мне очень симпатичен как человек, но который воспринимал вопросы по статистике как атаку его собственного достоинства. Например, я спрашивал, откуда берутся большие покзатели t-теста типа 33.456 в таблице множественной регрессии или почему эффект статистического теста сообщается в исследованиях в стандартных отклонениях типа d = 0.56 SD, и он читал мне минутную нотацию о том, как t-тест и размер эффекта изучаются на первом курсе по статистике и что мне надо было лучше читать учебник. К слову, учебник я читал с предельной внимательностью, и там этот эффект описан без упоминания стандартных отклонений. На втором занятии я спросил, как именно множественная регрессия вбирает в себя тест ANOVA, и он судорожно сказал: «Почитай учебник, потом поговорим». Первый раз в жизни кто-то всерьёз усомнился в том, что я читаю учебники.

Вторым курсом была самоподготовка (independent study) по продвинутому педагогическому дизайну с моей научрук. Мы встречались лишь пять раз в семестр – никогда больше не захочу делать самостоятельную работу. Я не понимал, что надо сделать. Её единственным требованием было написать 15-страничную работу к концу семестра, в которой надо показать глубину понимания теории когнитивной гибкости (Рэнд Спиро). Почему эта теория? Что такое глубина? Нас было трое таких независимых исследователей – Лили изучала генеративное обучение (Мерлин Уиттрок) и Кристофер – рефлексию (Дональд Шён). Я узнал только то, что без плана и четких инструкций не могу сделать то, что хочет в своей голове другой человек. И хотя работа уже написана (18 часов работы), сдана и помечена кроваво-красными чернилами научрука, в целом, научрук осталась довольной нашей работой в семестре, а у меня на языке пригарь от того, что всё это быссмысленно.

Третьим курсом было введение в качественные методы исследования. Я ждал этот курс больше всего, и он оказался полной катастрофой из-за новой преподавательницы. Она активист социальной српаведливости – и именно поэтому никудышний преподаватель. Умнейшая женщина, даёт безукоризненную обратную связь, тонко выражает своё мнение. И при этом ужасный преподаватель, который не умеет ни организовать класс, ни разумно оценить объёмы работы студентов, напрочь лишена чувства меры в выборе материалов для чтения. Единственный плюс был в том, что все ожидания от студенческих работ у неё детально прописаны. Весь класс был политизирован в духе гендерных исследований в ЦЕУ в Будапеште, я ничего не узнал о том, как делать и – главное! – писать качественные исследования. А финальный продукт этого курса – написать 30-страничное исследование. Полное расхождение с тем, что происходило на уроке, и тем, что она будет оценивать.

Она разделила класс на несколько подгрупп своими темами для обсуждения. Белые американцы в классе почти всё время молчали. На последних двух уроках некоторые студенты перешли на крик или плач. Черная студентка вопрошала, как белые студенты будут помогать людям с другим цветом кожи в борьбе за справедливое будущее. И это – напомню – курс по методам исследования. О самих методах мы кое-как говорили где-то час, второй час рассуждали о проблемах общества. Я ничего не узнал из её уроков о проведении интервью, кодировании, тематическом отборе, интерпретации. Зато узнал о позиционировании и о том, как надо открыто предъявлять список всех своих привилегий, прежде чем заниматься исследованиями. Полное разочарование.

ПИЛОТНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ

По качественным методом студенты писали этнографию. Я проводил своё пилотное исследование на уроках русской литературы здесь в Сиракузах, делал интервью, потом почти целую неделю транскрибировал три интервью и записывал полевые заметки на компьютере. Финальную работу писал три подня подряд, почти не отрывая головы и не общаясь ни с кем из друзей – 23 часа письма. Всё для того, чтобы только успеть сдать 30 страниц к крайнему сроку. Я пытался понять, как студенты испытывают эмоциональную вовлечённость на уроках в вузе. Ключевой вопрос этнографии: как работает культура? В моем случае: что надо негласно знать студентам на уроках русской литературы, чтобы быть эмоционально вовлечёнными? И пришёл к интересным выводам.

Пять идеалов и стратегий описывают студенческую эмоциональную вовлечённость: (1) поиск интеллектуального стимулирования, (2) вовлечение в дружескую беседу на уроке, (3) признание того, что контроль и власть на уроке текучи, (4) перенос знаний в «реальную жизнь», (5) жажда испытывать вдохновение. Студенты ценят эти идеалы и стратегии эмоционального вовлечения, потому что они помогают им глубже понять свой внутренний мир, коллективно отправиться в быстрое путешествие внутрь самих себя. По сути, это пилотное исследование было своего рода магистерской работой, только сжатой в объёмах. Само исследование описано всего лишь на 10 страницах, хотя собранных материалов хватило бы для полноценного исследования. Впрочем, может, кому-то интересно почитать об этом на стр. 21–31 (4000 слов; остальное – теория и методология). Милости прошу – «Эмоциональная вовлечённость: совместное путешествие к самопознанию» (*.pdf, англ. яз.). Увы, я не получал разрешения у контрольной комиссии по этике в университете (IRB) перед проведением исследования, поэтому никаких публикаций в журналах из этого пилотного исследования сделать не получится.

Работа над этим пилотным исследованием напомнила мне то, как я писал магистерскую работу в Будапеште, с той разницей, конечно, что в Будапеште у меня вообще не было курсов по методам исследования. Здесь мне в помощь были книги известного исследователя по методологии Джона Кресуэлла и здравый смысл. А также одна этнография, которая так сильно вдохновила, что я попытался использовать её в качестве недосягаемого образца, – Росс Хэнфлер (2004) «Пересмотр идеи сопротивления в субкультуре: ключевые ценности движения straight edge [Чёткая грань (*.pdf; англ. яз.). В этой этнографии Росс из Гриннелл-колледжа (штат Айова, США) описывал, как основные ценности субкультуры straight edge помогают её участникам по-своему очень мудрёно и невульгарно, но ежедневно выражать своей протест доминирующей субкультуре, в основном панк-субкультуре. Эта этнография оставила такие же приятные впечатления, как и каноническая статья Клиффорда Гирца о петушиных боях на Бали (1973). Полные библиогрфические статьи Росса Хэнфлера:

  • Haenfler, R. (2004). Rethinking subcultural resistance—core values of the straight edge movement. Journal of Contemporary Ethnography, 33(4), 406–436. doi:10.1177/0891241603259809

Берегите себя и своих близких.

YuriTomAngelo

С Томасом Анджело, 19 апреля 2018 г.

Похожие записи:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.