«Веселья нет ещё, и нет уже мученья» (Карамзин, 1800)

Одним словом, мой 2021-й год — это синусоида. Вверх, вниз. Сила, бессилие. Воля, безволие. Воодушевление, уныние. Очарование, скорбь. Впереди самое важное и последнее в докторантуре — написать диссертацию. Остальные обязательства позади. Зимой и весной я работал над пилотным проектом диссертации. Летом ездил отдохнуть в Калифорнию. Осенью готовил письменный план для докторской диссертации. Прочие события в памяти нанизываются на эти три столпа. Радость приходила, когда ощущалось продвижение в деле, но она сменялась печалью, когда быстрых рывков не случалось, когда важные дела откладывались на потом.

Год мой закончился тем, что спустя пять лет я переехал из своей студии в новое жильё. Оно почти вдвое дешевле прежнего, но в нём есть соседи по квартире. У всех свои комнаты, у меня тоже своя — свой скворечник на третьем этаже. На чердаке. Может быть, это подтолкнёт к тому, чтобы быстрее закончить докторантуру и вернуться к идиллической жизни без сожителей-студентов? Куда бы ни пристало, но главное — своё пространство. Свои условия, свой распорядок дня, свой уют. Подошёл к концу второй год коронавирусной пандемии. В США по-прежнему нет цивилизованного обсуждения проблемы, но есть лозунги, выкрики, взмахивания руками, побоища по телевизору о том, кто прав и что всем делать. В этом всём я вижу стремительное нашествие авторитаризма и коммунизма в США. Тут местный главврач указывает, сколько людей могут и не могут собираться на дому на Рождество, в некоторых городах собираются вводить прививочные паспорта, без которых не пустят в спортзал, бар или ресторан. При «демократах», обратим внимание, это важное наблюдение. Видели, что в демократических Нидерландах снова введена изоляция? Снова правительство диктует всем, как жить. У меня с короной проблем не было, с учётом двух тесных контактов с коронапозитивными: я испивал напиток из одной чаши с ними. Может быть, мне повезло. Помогли ли вакцины и бустер, я не знаю, у меня неплохой иммунитет, а может, у меня уже была корона, и я просто не в курсе. Быть может, согласимся, что в свободной стране правительство не должно требовать того, как людям жить?

ПЕРЕВОД И ДЖЕДАИ

Кэл Кестис

Кэл Кестис – главный герой видеоигры “Джедаи: павший орден” (2019)

В свободное время погружался в мир «Звёздных войн». Открытием года стала видеоигра «Джедаи: Павший Орден» (2019) производства Respawn Entertainment. Я не играл в видеоигры 15 лет. Поэтому когда подарил себе на день рождения эту игру, то открылся третий глаз: какие красивые теперь игры! Помню, как в первые две ночи после начала игры мне снились из неё яркие фрагменты и образы — настолько сильна оказалась зрительная стимуляция. Меня восхитил безупречный сценарий. Нет лишнего, нет глупого, нет развратного, есть только глубина «Звёздных войн». Главный герой Кэл Кестис в 12 лет пережил Истребление джедаев. Он был учеником, подмастерьем — падаваном — и должен был стать рыцарем-джедаем. Но его учитель Джаро Тапал был предательски убит и умер у него на руках. После Истребления Кэл Кестис пять лет скрывался на планете Бракка. Работал разборщиком звёздных кораблей, монтажником-высотником. Несчастный случай вынудил Кэла применить Силу — таинственную энергию Вселеной, и свидетелем такого преступления стал имперский зонд. Так как Силой могли пользоваться лишь джедаи, ситхи и некоторые отдельные чувствительные к ней народы, то возмущение в Силе и донос дроида привлекли внимание Инквизитория — галактической инстанции, состоявшей из бывших джедаев. Под пытками и давлением эти джедаи перешли на тёмную стороны Силы, их единственная цель — выслеживать и уничтожать уцелевших джедаев (поэтому — инквизиторы). И вот теперь имперский Инквизиторий, а с ним и вся Галактическая Империя охотиться на 17-летнего бывшего падавана. Надо выжить во что бы то ни стало.

«Джедаи: павший орден» — очень глубокая игра, особенно для поклонников «Звёздных войн». Если обрисовать эту глубину конкретнее, то впору вспомнить одну из техник переводческой подготовки: конфликты в художественных произведениях. Есть четыре основных конфликта (другие классификации см. Википедию):

  1. Конфликт героя с самим собой (вариант этого конфликта — герой против судьбы).
  2. Конфликт героя с другим героем.
  3. Конфликт героя с обществом.
  4. Конфликт героя с природой/стихией (со сверхъестественным, с технологиями, с дикими животными и проч. варианты).

Особенно в аудиовизуальном переводе важно понимать, в чём состоит конфликт в каждой конкретной сцене. Чем больше конфликтов в сцене, тем «глубже» сцена. И в переводе конфликты помогают переводчику выбрать слова с нужной эмоциональной окраской. Но конфликты, разумеется, не стоят особняком — необходимы, но недостаточны в переводе. Конфликты подчинены основной идее произведения. То есть переводчику всегда-всегда надо ознакомиться с произведением целиком, прежде чем начать переводить. Узнать общую арку повествования, набросать профиль основных персонажей и их черты — составить т.н. досье на героя. Понять, кто кому кем приходится, кто от кого хочет чего, какая перемена происходит с главными героями во времени. Одно и то же слово в устах разных героев в разных сценах будет переводиться иначе. Наказ Кэлу Кестису «get moving» (букв. «начинай действовать»), сказанный его соратницей и бывшим джедаем Цере, переведена как «Принимайся за дело», а сказанная в устах пожилого пилота Гриза та же фраза переведена как «Топай».

Идея произведения, конфликты и досье на героя помогают верно найти слова для перевода. Переводчик должен честно обдумать произведение и составить цельное представление о том, что могло и не могло произойти в контексте повествования, что мог и что не мог сказать тот или иной персонаж. Эту мысль чутко и давно высказала переводчица кашкинской школы Мария Лорие в письме Корнею Чуковскому: «… переводчик всегда должен одновременно помнить всё произведение, которое он переводит, а не только данное его место» (1965 г., источник). Она назвала этот феномен «психологией перевода»: подлинник гипнотизирует переводчика, но буквальный перевод никогда не уместен, поэтому всегда в переводе будут нестыковки с оригиналом, но только так можно максимально приблизиться к подлиннику.

Малый пример из начала игры. Кэл Кестис, который боится собственной тени, попался в лапы инквизитору. Он висит над пропастью, но вырывается и падает в поезд, несущийся на сумасшедшей скорости. Плечо повреждено. Над ним — два штурмовика, готовые его застрелить. «Глубина» сцены в том, что (1) герой в конфликте с собой (с судьбой): он не хочет быть узнанным, он хочет оставаться в тени, но это уже невозможно; (2) герой в конфликте с другими героями: два штурмовика собираются его убить; (3) герой в конфликте с обществом: со всей Империей, которая раскрыла в нём джедая и жаждет его истребить; (4) герой в конфликте с природой/стихией: с мчащимся поездом, по которому надо бежать и желательно не упасть, и временным повреждением, которое не добавляет оптимизма. Я-игрок психологически отождествляю себя с Кэлом Кестисом и точно так же чувствую это звенящее напряжение. Эмоции номер один в видеоигре, они также номер один в переводе. Упав в поезд, Кэл Кестис восклицает: «That hurts!». Вне контекста перевести эти слова можно и как «Больно», и как «Мне больно», и буквально «Это болит». В русской версии игры переводчики решили так: «Ну и боль!». Блестяще. Уместно. Естественно. Эта «боль» по-русски выражает и боль от падения, и боль от осознания того, что больше никогда не будет так, как прежде.

В конце игры с Кэлом Кестисом происходит животворящая трансформация: он из недопадавана превращается в настоящего рыцаря-джедая. Стал смелее, преодолел детскую травму, отказался от жизни в тени и в бегах, восстановил утерянную связь с Силой, обрёл цель — возродить павший Орден джедаев. У меня был настоящий катарсис от игры — от разрешения конфликтов героя, а также освобождение от своих внутренних конфликтов. В январе, когда впервые играл «Павший орден», я работал над пилотным проектом диссертации. Почти что год спустя могу засвидетельствовать: пилотный проект провалился. Но уже тогда в феврале-марте интуитивно понимал, что что-то не клеится, что так исследование делать неправильно, что результаты будут ошибочны, непоследовательны. Так потом и оказалось: после написания статьи три журнала отказали в публикации, комментарии рецензентов были разгромными. Но на то время первозадачей было закончить этот пилотный проект. У меня не было ни ресурсов, ни знаний, ни времени делать качественнее. И не было мотивации. Как ни странно, игра мне помогала лепить свой горе-проект и по ходу учиться тому, как в будущем никогда не делать исследования. Помогала морально преодолевать себя, когда хотелось сложить руки. Обалденная игра.

КНИГИ

Ярким событием года стала книга Рона Фридмана «Разгадать величие: как лучшие из лучших реконструируют чужой успех» (Decoding Greatness: How the Best in the World Reverse Engineer Success, 2021). По-русски книга получила название «Обратная разработка великих свершений: реверс-инжиниринг как путь к мастерству». Книга и вправду про обратную разработку (реверс-инжиниринг) как вариант творчества. Автор в начале говорит о том, как в обществе популярны две идеи: (1) люди придумывают что-то, потому что они изначально гениальны, уродились такими; (2) люди достигают успеха, потому что титанически работают в одной области — условно добиваются успеха за 10.000 часов. И автор говорит, что есть третий путь — разобрать на отдельные элементы чужие успехи, чтобы понять, как они устроены, и потом заново собрать их на свой манер, на свой лад, добавить одну какую-то изюминку, но одну — без больших разрывов с прежним. Такая идея станет успешной. Она не будет настолько новаторской, что люди не поймут и отвергнут, но и не будет настолько привычной, что люди пройдут мимо.

Одна их техник на пути к успеху после того, как мы что-то реконструировали и добавили свой флёр, — использование конкретных измерений продуктивности (scoreboard principle, глава 4). Измерение порождает улучшение. Надо написать статью для журнала? В конкретных утверждениях описать значимые показатели и работать на них (напр., «Написать введение с двумя-тремя конкретными фактами, акцентирующими научную проблему»). Затем оценивать по шкале (напр., от 1 до 7) качество выполнения этого показателя. Измерения и все эти подсчёты очков сосредотачивают внимание на важном и фильтруют отвлекающие события, стимулируют рефлексировать над принятыми решениями и корректировать будущие решения, помогают отслеживать, какие поступки приносят плоды и какие нет, какие поступки/решения надо исправить. Например, в крупных ресторанах шеф-повары отслеживают, сколько еды осталось на тарелке у клиентов — чтобы понять, какие ингредиенты оказались малоуспешными. Важен, конечно, баланс. Метрика может навредить. Если у менеджера по продажам только одна метрика — продать 20 единиц продукта в месяц, то подспудно это означает «добиться любой ценой», и «любая цена» часто переходит этические границы. Важно отслеживать все значимые кратко- и долгосрочные показатели, а не всё подряд. Цель — улучшить производительность целиком и сохранить её на уровне в будущем, а не только повысить доход в короткосрочном режиме.

Другим событием стала книга Томаса Соула «Дискриминация и неравенства» (Discrimination and Disparities, by Thomas Sowell [soʊl], 2019). И Томас Соул гигант (род. 1930). Он экономист и культурный комментатор в современной Америке. Его либо не знают, либо знают и игнорируют люди левых прокоммунистических убеждений. О нём не пишет «Нью-Йорк Таймс» или «Вашингтон-Пост», его не приглашают на каналы типа CNN или ABC, его не услышать на радио типа NPR. Для части людей его как будто нет. Интересно, что те немногие люди либертарианских и консервативных убеждений, которых я встречал в Штатах, знают, кто такой Томас Соул. Он неудобный афроамериканец для Демократической партии США. Задача книги в том, чтобы экономически оценить истинность утверждений и часто принимаемых политических решений. Например, Томас Соул против федерально установленного минимального заработка — оно вредит бедному классу и особенно афроамериканцам, в частности, потому что приходится сокращать количество рабочих мест. Он против цифровых квот где бы то ни было — они помогают лишь успешным и ущемляют угнетённых (напр., квоты при приёме в престижные вузы обрекают недостаточно подготовленных студентов на провал; и никто не требует расовых квот в университетские баскетбольные команды). Он против повышения налоговой ставки — богатые переносят капитал в налоговые гавани; но в истории США есть примеры, когда понижение налоговой ставки приводило к увеличению налогового дохода (в 1920-х гг.; в 2006 г.). Он против политики позитивной дискриминации — по всему миру результаты теоретических умозаключений приводят к поляризации людей и насилию (Индия, Шри-Ланка, Малайзия, Нигерия), и конкретно в США афроамериканцы в целом вытащили себя из бедности сами до того, как началась политика позитивной дискриминации в 1970-х гг. Я отродясь не видел столько ссылок на научную литературу в книге для массового читателя.

ВЗИРАЯ НА 2022 ГОД

Совсем не заметил своего 32-го года жизни. Ощущение шаткое, было мало динамики. Я думал, что за 2021-й год максимально приближусь к написанию диссертации, но я лишь отдалился от неё. Пришлось менять тему с глобальных эмоций на любопытство, чтобы хоть как-то сузить и ограничить масштабы работы. Моя трагедия в том, что быстро меняю увлечения, что поглощённость той или ной дисциплиной длится года два. А трагедия докторантуры в том, что первые три года я должен был изучать курсы, и потому просто не мог сосредоточиться на одной теме. Нередко выбранные мной темы не вписывались в рамки нашей кафедры педдизайна. Поначалу я горел студенческой вовлечённостью. Через два года читал об озарениях и инсайтах. Озарения тяжело исследовать через педдизайн, их надо изучать в психологии. Поскольку наша кафедра не выпускает учёных-психологов, пришлось переключиться на тему эмоций в обучении. Но эмоции — настолько сложная и диффузная область, что в рамках маленькой диссертации без дополнительных ресурсов я не в силах изучать их на достойном уровне. Сейчас я остановился на одной эмоции — любопытстве. Концепт для меня новый, но феномен старый: я настолько любопытный с детства, что, возможно, это и будет самой сильной мотивацией довести диссертацию до конца к маю 2023-го года. Я знаю, что у меня есть два года, прежде чем потухнет интерес к этой теме. Пора заканчивать докторантуру.

В конце года наружу вырвался мой давнишний интерес к португальскому языку и бразильской культуре. Без испанского и латинского языка было бы сложно въехать в структуру языка, в его произношение. Португальский язык официально стал кодифицироваться раньше испанского языка, потому как португальское королевство консолидировалось раньше. В португальском много носовых звуков. Может ли это быть из-за влияния местных кельтских языков с их назальными звуками? Но почему тогда в испанском языке нет назальности, разве не те же кельты обитали по всей Иберии? Влияние латыни? Некоторые учёные считают, что в разговорном латинском языке тоже был как минимум один носовой конечный звук [м], то есть губы не смыкались при произношении этого звука, издавался лишь лёгкий стон. Строки из поэзии и письма на латыни, в которых конечное [м] нередко опускалось, пожалуй, главный источник такой гипотезы. Португальский язык очень похож на испанский, но на слух лично для меня в разы тяжелее. Посмотрим, как оно пойдёт дальше.

Берегите себя и своих близких.

Похожие записи:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.